Рассказанный Герценом эпизод, в котором «железный Николай должен был преклонить перед [Ротшильдом] главу», дал импульс русскому политэмигранту B.C. Печерину к размышлениям о неистребимости еврейского народа: «Они не устарели – они вечно юны и будущее им принадлежит. Они везде блистают умом – в науке, в искусстве, в торговле; половина европейской прессы в их руках. Закон их не изменился ни на одну йоту, они поклоняются тому же единому Богу Авраама, Исаака и Якова, и на них буквально исполнились слова их пророка: «Вы будете опекунами, отцами-благодетелями, кормильцами властителей мира. Цари вас будут на руках носить» и пр. Какое блистательное исполнение пророчества!» И далее непосредственно о банкире: «Какому государю не пришлось сказать Ротшильду: «Отец ты мой, благодетель! Помоги, ради Бога! Пришла крайняя нужда; охота смертная, да участь горькая: хочется воевать, да денег нет: сделай божескую милость, одолжи несколько миллионов!» Даже сам папа, если я не ошибаюсь, не раз прибегал к Ротшильду (смотри Второзаконие гл. 15-8. «Ты будешь давать взаймы многим народам, а сам ни у кого не будешь занимать; ты будешь господствовать над многими народами, а они не будут господствовать над тобою»)… Велик Бог Моисеев! Да воскреснет Бог и расточатся врази его и да бегут от лица ненавидящие его!»
А вот Ф.М. Достоевского могущество еврейского банкира повергло в ужас. Под его пером образ «царя иудейского» Ротшильда демонизировался и преобразился в Антихриста. «Или властвовать по-тирански, или умереть за всех на кресте – вот что только и можно», – отметил писатель в черновой рукописи романа «Идиот». Хотя Достоевскому, как это видно из его дневников, были ведомы личные добродетели и широкая благотворительность некоторых из Ротшильдов, по-видимому, великому писателю не было до этого решительно никакого дела. «Разве покойный Джемс Ротшильд был дурной человек? – риторически вопрошал он. – Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо «неудавшегося» христианства». А герой романа Достоевского «Подросток» Аркадий Долгорукий одержим неукротимой страстью: «Моя идея – это стать Ротшильдом, стать таким же богатым, как Ротшильд, не просто богатым, а именно как Ротшильд, – откровенничал он, – [чтобы] из множества жидовских вредных и грязных рук эти миллионы стеклись в руки трезвого и скромного схимника, зорко всматривающегося в мир».
Важно и то, что, согласно Достоевскому, реализация «Ротшильдовой идеи» никак не предполагала дарования соискателя, поскольку сама система капитала «совершенно бесталанна». Писатель сравнивал Ротшильда с Санчо Пансой – «ординарностью», «ничтожеством», коего гложет лишь одна «подленькая мысль о самообеспечении». Но незатейливый и приземленный герой М. де Сервантеса безобиден, поскольку мелок, а вот «бездарь» Ротшильд архиопасен, ибо возжелал стать «властелином и господином чужих судеб»: ведь «деньги – это единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество». Власть такого субъекта – это «торжество бесталантливости и средины». И при этом Ротшильд – самая темная сила, олицетворение всего «малого народа». «Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, политикой, внутренними делами, нравственностью государств».
Прогрессивные литераторы и публицисты говорили о недопустимости отождествления дискриминируемых в Российской империи иудеев и их жирующих соплеменников-богатеев. Писательница Э. Ожешко с едкой иронией излагает тенденциозную юдофобскую аргументацию: «Еврей и Крез – одно и то же. Ведь всякий знает, что среди евреев есть, прежде всего, Ротшильды и другие банкиры, обладающие бесконечным множеством миллионов, дворцами, зеркалами, статуями. Отсюда ясный, как день, вывод, что народ, среди которого живут Ротшильды и много других банкиров, очень богат, и обладает в изобилии миллионами, дворцами, зеркалами, статуями и т. д. Если же кто-нибудь из них не обладает всеми этими благами, то только по той причине, что сам он не желает этого и может довольствоваться малым, но если бы только захотел, то, конечно, обладал бы ими». «Если бы юдофобы, изводящие «жида», – писал K.M. Станюкович, – пожили в каком-нибудь городке черте оседлости, они, может быть, поняли, как жестока, бессмысленна эта травля евреев, как народности и увидали бы, в какой ужасающей нищете живет большинство их, благодаря именно подневольной скученности. Они поняли бы, что все эти Ротшильды… и им подобные мастера гешефтов и миллионеры составляют ничтожную часть богачей среди миллионной голытьбы, которая несмотря как будто бы на прославленное свое кровопийство, все-таки остается голытьбой». А разве не в пику обвинителям иудеев дан образ протагониста в замечательном рассказе А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда». Выбор его фамилии остро полемичен, ибо говорит и о примате духовных ценностей для еврея. Нищий местечковый музыкант ценит свою скрипку неизмеримо выше, чем все «Ротшильдовы миллионы».
Можно констатировать, что ко второй половине XIX века имя Ротшильда становится нарицательным в России. Поначалу слово это еще как-то соотносится с личностью банкира. Но постепенно происходит известное обобщение, о чем пишет Н.Г. Чернышевский: «Первоклассный богач в Европе один – какое-то лицо, называемое Ротшильдом, о котором почти никто не знает даже, который это Ротшильд, парижский или итальянский». Обобщение перерастает в тип, а затем – в ходячее слово, идиому. «Я уж теперь и сам не разберу, Несчастливцев я или Ротшильд», – заявляет известный персонаж драмы А.Н. Островского. «Будь у меня в кармане состояние всех Ротшильдов вместе, я бы, не думая ни секунды, немедленно все отдал бы с тем только, чтоб… получить свободу», – восклицает в сердцах запертый в возке герой Д.В. Григоровича («Сон Карелина»). «Ротшильдом не буду, да и не для чего, а дом на Литейной буду иметь, даже может и два», – хвалится Ганя Иволгин («Идиот» Ф.М. Достоевского). М.Е. Салтыков-Щедрин одного богатея называет «местный Ротшильд». Постепенно слово «Ротшильд» употребляется и как собирательное понятие. Писательница А.Я. Головачева-Панаева, обрушиваясь на революционеров и клеймя их «иудами-предателями», аттестовала их «либеральными Ротшильдами», которые «эксплуатируют бедным человечеством, как банкиры и фабриканты на своих биржах». А критик Г.Е. Благосветлов назвал «людей, скопивших в своих руках огромные капиталы нашей эпохи, – Ротшильдами всех стран и сословий».
А как ощущали себя сами Ротшильды? Вернемся к стихотворению П.А. Вяземского о «миллионщике бедном». На экземпляре своей книги «В дороге и дома»
