Мисс Хартли оглянулась сама. В её глазах стояли слёзы. Как же она была прекрасна в этот момент. Мужчина неспешно подошел к ней и поцеловал руку, но не успел отдернуть свою, – девушка сжала его холодный кулак в своих ладонях и поцеловала костяшки пальцев. Сэр Барроу не мог больше сдерживать чувств и присел возле Холанды на колени. Мокрый снег вмиг его взбодрил, отчего он скороговоркой произнес:
– Я не желаю больше никого искать. Вы единственная цель моей жизни.
Мисс Хартли туже укутала шею Бальтазара его же шарфом и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но смолчала.
– Говорите, милая Холли! Я внемлю Вам! – умолял спутник, глядя ей в глаза.
– Вы были правы, сэр Барроу. Я давно не девственна, – глубоко дыша, сообщила чужая горничная.
Бальтазар встал с колен, поскольку биение его сердца отдавалось по всему телу: в груди, в горле, в голове. Он пытался дышать, жадно вдыхая январский мороз, чтобы не выдавать смятения. Но владелец Барроу-хаус был к этому готов, так почему же сейчас слышать эти признания ему так больно. Потому что эти признания принадлежали любимой женщине – любимой, дорогой, родной.
– Однако Вы были не правы в том, когда и в связи с чем я лишилась девственности, – продолжала мисс Хартли. Меня лишили детства очень рано и насильно.
Бальтазар нахмурил брови, но не перебивал несчастную.
– После кораблекрушения я очень долго плыла на плоской дощечке от чьего-то затонувшего сундука. Плавать я не умела, поэтому лишь звала мать, тоже очень долго, пока были силы. В конце концов, я сдалась и отпустила… отпустила и доску, и ситуацию, так как смирилась с неизбежным. Я не помню, кто и как меня подобрал, но очнулась я в странном месте. Вокруг меня блестели огромные глаза на черных лицах, словно вымазанных в саже. Они говорили на незнакомом мне языке, и было очень страшно. Несколько дней я пыталась им объяснить, что плыла на огромном английском судне в Индию, и спрашивала, являются ли они жителями британской колонии. Ничего не добившись, я вынуждена была работать на них. Мне приходилось таскать тяжелые камни, прибираться в их шатрах, готовить еду, следить за их детьми и скотом. Я усердно выполняла все поручения, которые мне удавалось понять из языка жестов, но они всё равно меня били. Однажды в мою палатку зашла устрашающего вида старая негритянка с татуировками и кольцами в носу и ушах. Она силой задрала мне юбки и стала там трогать. Больно мне не было, но неприятно очень. В то же мгновение вошли еще двое африканцев, которые, взглянув туда, поморщились и показывали ей отрицательные жесты. Было видно, что она им что-то предлагает, но они высоко задирали руки, словно говоря, что я слишком взрослая.
Холанда подняла взор на сэра Барроу и попросила его не смотреть на нее, иначе она не сможет продолжать. Он понимающе кивнул и отошел назад.
– Только прочитав книги в библиотеке леди Боулз, я поняла, от чего спаслась. Как оказалось, я стала пленницей сомалийцев, которые были кочевниками, в тот период времени проживающими на берегах Аденского залива. Их хижины назывались аккалами, а тот бесчеловечный обряд, которому они, оказывается, подвергали своих женщин в юном возрасте, но побрезговали применить в отношении меня, назывался «обрезание»[11]. В возрасте 5-ти лет африканским девочкам удаляют некоторые части половых органов, а рану зашивают, оставляя лишь… Простите, мне очень сложно говорить об этом, потому что однажды я видела эту жестокую традицию своими глазами! Это ужасающе, что они творят с невинными крошками!
Бальтазар хотел обнять мисс Хартли, но побоялся ставить ее в неловкое положение, и лишь шепнул: «Мне очень жаль».
– Тогда я подумала, что спаслась, – через минуту взяв себя в руки, продолжила Холанда, – но как я ошибалась. Сомалийцы поставили себе цель получить от белой заложницы пользу, и они её достигли. Где-то через год или полтора, когда я уже потеряла счет времени, на африканский континент приплыли британцы. Увидев их, я просто ликовала, но несколько недель меня прятали от их глаз, на всякий случай испачкав моё лицо и шею в грязи, хотя я и так за время нахождения у них стала очень смуглой. Английские корабли приплывали и уплывали, каждый раз унося с собой мою надежду на свободу. И вдруг однажды мне удалось сбежать от бдительного ока охранника. Я вломилась в ближайший шатер, откуда доносилась английская речь. Как же я была счастлива, увидев белого Капитана с моей Родины! Но краем глаза заметила рабовладельца в пёстрой одежде. Они оба что-то живо обсуждали, пока я не ворвалась. Не позволив своему мучителю выволочь меня, я стала говорить и говорить: рассказала, кто я и откуда, что меня больше года удерживали силой, что меня били и пытали, заставляли тяжело работать и измазали в глине, чтобы скрыть светлый тон кожи. То, что произошло дальше, я не могла предположить даже в самом страшном сне. Британский офицер обернулся на африканца и спокойно спросил: «Это она?», и тот кивнул. Я наблюдала, как англичанин вложил в темную ладонь несколько монет, а потом велел подготовить меня. Сейчас мне уже легче вспоминать, как меня мыли, расчесывали и одевали для последующих утех чужеземного захватчика, ставшего для рабовладельца источником дохода. Не имеющий чести Капитан стал моим первым мужчиной, – прошептала девушка и обессиленно рухнула на снег.
* * *Пришла в себя она в незнакомом помещении. Это была гостиная в имении сэра Барроу. Как только подруга открыла глаза, мисс Барнс, находящаяся подле нее, позвала хозяина.
– Как Вы себя чувствуете, мисс Хартли? – спросил Бальтазар, приложив тыльную сторону ладони ко лбу больной. – Доктор недавно ушел, заверив меня, что Вы вне опасности.
– Я чувствую себя хорошо. Спасибо! Это Вы меня принесли в свое поместье?
– Да. А мисс Барнс сообщила графине о Вашем местонахождении, так что не беспокойтесь.
– Спасибо, Энн! – Холанда хотела сказать что-то своему спасителю, но её смущало присутствие подруги.
Впрочем, горничная Барроу-хаус сразу сообразила, что она здесь лишняя, и с улыбкой вышла из зала.
– Здесь очень тепло, – произнесла девушка, оставшись наедине с Бальтазаром.
– Да, я велел зажечь камин, правда, раньше я не особо мог согреться рядом с ним. Видимо, Вы сами излучаете тепло и сияние.
Мисс Хартли улыбнулась и вытянула руку, чтобы погладить волосы возлюбленного.
– Надо подать объявление в газеты о том, что Вы скоро станете моей женой, – прошептал сэр Барроу, но Холанда помрачнела, услышав это.
– Вы торопитесь, сэр Барроу.
– Бальтазар. Для тебя я Бальтазар, а ты моя
