В принципе, пользы от нее было больше, чем вреда, поэтому она вполне успешно растянулась на многие годы. Порой Данко выполнял роль ледокола, ломящегося вперед и увлекающего за собой товарища. Но случалось и так, что более хитрый и изворотливый Женя Роднин находил обходные пути, и тогда лидировал он. А серьезных причин для ссор у них как-то не возникало, поэтому и не разбежались, когда молодость прошла.
Во-первых, Данко ни разу не попросил в долг, даже в худшие для себя времена. Во-вторых, обзавелся женой-красавицей, в компании которой было так приятно находиться. Роднин спал с ней всего один раз, но этого ему вполне хватило. Он получил над Юлей власть, а через нее — и над Данко, который в его глазах навсегда остался рогоносцем. Роднин завладел ключами от шкафа, в котором хранился, возможно, самый грязный, самый стыдный секрет Максимовых. Одно его слово — и их брак распадется.
Роднин самодовольно улыбнулся.
Юлия пришла к нему одной душной летней ночью, хмельная и бесшабашная, веселая и одновременно злая. Из одежды на ней были лишь босоножки, белые хлопчатобумажные трусы и оранжевый сарафан без бретелек. Все это было сброшено на пол после бутылки красного шампанского, которую Юлия принесла с собой.
Она подозревала Данко в измене, он все отрицал, и они, как водится, поругались. Роднин выслушал жену друга с живейшим участием, погладил ее по завитым, жестким от лака волосам, прижал к своему плечу, отечески похлопал по спине. А дальше все пошло само собой — как по маслу.
И проснулась Юлия поутру, и протрезвела, и засобиралась домой, совершая такие нервные движения, что никак не могла подобрать с пола свои трусики.
— Не спеши, — сказал ей Роднин. — Данко все по глазам поймет сразу.
— Не поймет, — буркнула Юлия, одеваясь. — Я не собираюсь ему в глаза глядеть.
Она была такая красивая, что даже после обладания ею ночью Роднин почувствовал возрастающее желание.
— Не спеши, — повторил он, схватил ее за руку и повалил на кровать.
На этот раз, когда Юлия сперва сопротивлялась, а потом просто терпела, ожидая, пока ее отпустят, Роднин испытал гораздо более острое наслаждение. Его подстегивала мысль о том, что под ним не просто невероятно красивая женщина, а жена его друга, который сейчас места себе не находит.
Он рычал, терзал, тискал и двигался в неутомимом бешенном ритме, пока Юлия тоже не заразилась от него этой лихорадочной, нездоровой страстью. Если ночью она просто отдавалась первому попавшемуся мужчине, чтобы согнать лихую хмельную злость, то тем утром все было по-настоящему. Она пылала, трепетала, кричала и сотрясалась всем телом, пока не застыла, разметав волосы по подушке — точно умерла.
И об этих минутах, соединивших их, не забыли, конечно, ни он, ни она. Пока воспоминания были свежими, Роднин не мог отказать себе в удовольствии приходить к Данко в гости, чтобы, рассеянно улыбаясь, понаблюдать за Юлией. Самолюбие щекотало осознание своей власти над ней — пусть кратковременной, призрачной, но власти. Он с удовольствием отмечал, какими неловкими, какими неестественными становятся ее позы и движения во время его визитов, как невпопад отвечает она на вопросы, с каким запоздалым целомудрием стискивает свои блестящие круглые колени, сидя напротив. И Роднину ужасно нравилось смущать ее еще сильнее, позволяя себе рискованные шутки и прозрачные намеки.
Как и все земные развлечения, это постепенно перестало доставлять удовольствие. Острота ощущений притупилась, детали стерлись из памяти, а новых шансов Юлия Роднину не давала. Более того, однажды она подловила его одного и, впившись ему в глаза пылающим взглядом, предупредила:
— Вот что, Женечка. В последнее время ты заглядываешь на огонек слишком часто, не находишь? И шуточки твои меня раздражают. Я ничего не имею против твоих встреч с Данко, но знай меру.
— Иначе что? — с вызовом спросил Роднин.
— Иначе Даня тебе башку отобьет, — предупредила Юлия просто, без всякой патетики.
— Ты ему не скажешь!
— Уверен?
Роднин прислушался к себе, посмотрел в черные от гнева очи Юлии и понял, что ничего похожего на уверенность он не испытывает. Совсем наоборот.
С тех пор много воды утекло. Та давняя измена утратила и свою актуальность, и значение. А вот ультиматум Юлии Роднин помнил, будто это случилось только вчера. И, вспоминая, всякий раз испытывал прежнее унижение. Словно это не он ее поимел, а она его.
И прощения Юлии не было. Как теперь — ее мужу. Они оба унизили Роднина, каждый по-своему. Теперь каждый из них страдал, тоже по-своему. А он про себя радовался этому обстоятельству.
* * *Информатор появился точно в срок. Черный платок на голове делал его похожим на какого-нибудь малайского пирата.
Проведя свою моторку вдоль причала, он бросил взгляд на Данко, а потом понесся дальше, заходя на новый разворот. Это была вполне оправданная мера безопасности. Человек в бандане хотел удостовериться, что его не поджидает на берегу засада.
Стоя на причале, Данко внезапно ощутил нереальность происходящего. Мечеть за рекой казалась такой же иллюзорной, как и ее отражение в зеленой воде. Отдалившееся тарахтение лодочного мотора слилось с щебетанием птиц на пальмах и радостными воплями голых детишек, плескавшихся возле берега вместе со своей мамой или бабушкой — степенной маленькой женщиной в мокром платье до пят. Лачуги под кривыми крышами из тростника и рубероида походили на наспех сооруженные декорации. Неужели это все настоящее? И неужели то, что сейчас происходит, происходит на самом деле?
Между тем лодка закончила разворот и направилась к Данко, призывно вскинувшему руку. Он так и застыл в этой позе, когда увидел другое суденышко, двигающееся наперерез первому.
Это была длинная узкая лодка, глубоко осевшая на корму. В ней находились двое: один мужчина расположился сзади, управляя двигателем и рулем; второй сидел на приподнятом носу, держась одной рукой за борт. До него было метров сто, но Данко безошибочно узнал в нем человека из парка — убийцу официанта.
Убийца, раздетый до пояса, повернул лицо к берегу, затем снова переключил внимание на мужчину в черной бандане. Продолжая держаться за
