Не теряя времени даром, Женька стал подтягивать его к себе, намереваясь затащить грабителя в комнату и задать ему пару вопросов. Но, как выяснилось, у того имелся напарник, дежуривший на крыше. И в его планы не входило пленение верхолаза. Трос просвистел сквозь обожженные Женькины кулаки и скрылся в темноте. Привязанный к нему человек бесшумно полетел вниз, ударился о следующую лоджию, крутнулся тряпичной куклой и — шпок! — врезался в асфальт, расплывшись там черной кляксой, плоской, как ночная тень.
Первым побуждением было побежать на крышу — ловить второго злоумышленника, однако Женьке хватило ума остаться дома. Вряд ли эти двое пошли на дело без оружия. К тому же по соседству уже загорались окна и звучали встревоженные голоса. Скоро весь подъезд поднимется по тревоге, а Женька не собирался признаваться в содеянном. Утром, когда оперативники начнут обход квартир, выясняя, кто что видел и слышал ночью, он заявит, что спал беспробудным сном.
Приняв такое решение, Женька выключил свет и осторожно посмотрел вниз. Вокруг лежащего тела уже стояли люди с мерцающими телефончиками в руках.
«А ведь я только что убил человека», — подумал Женька и ничего не почувствовал. Просто он не считал убитого человеком, вот в чем дело.
Не зажигая света, он покопался в отцовской одежде в прихожей и обнаружил то, что искал: одинокую открытую пачку сигарет, опустошенную примерно наполовину.
— Вот как значит, папа, — прошептал он, вытирая скулы, мокрые от слез. — Обманывал меня, да? Ну ничего, я тоже тебя обманывал…
Примерно месяц назад оба Артемовых решили бросить курить. Одновременно, чтобы легче было. Женька несколько дней продержался, а потом стал тайком покуривать, один, два, три раза в день. При этом он подозревал, что отец занимался тем же самым. Они как бы заключили тайный договор не выслеживать друг друга, остерегаясь в основном маминого острого глаза и сверхъестественного обоняния. Такие вот детские хитрости.
Докурив до половины, Женька обнаружил, что сигарета намокла и расползлась посередине. И вкус у нее полынный: горький-прегорький.
Временно недоступна
Прежде чем созвать совещание, Ангелина попросила сделать ей кофе. Обычно она пила кофе в «Макдоналдсе» по пути на работу, но в последнее время изменила привычке. Слишком вкусные круассаны там пекли, слишком пахучие. Никакой силы воли не хватит, чтобы отказаться. Даже если ты дала себе зарок сбросить килограмм за неделю.
Попивая кофе, Ангелина просматривала папку с документами на подпись. В офисе бесшумно работал кондиционер, все блестело и сияло. Много лет ушло на то, чтобы стать обладательницей всего этого: современного кабинета, фирмы с десятком сотрудников, дорогой машины, большой квартиры в центре. Не хватило времени только на создание семьи. Бывший муж обманывал, воруя деньги со счетов и тратя их на своих баб. Слава богу, детьми не обзавелись, которые спрашивали бы сейчас: «Где папа?»
Где-где — в Караганде!
В дверь постучали.
— Войдите, — сказала Ангелина, не отнимая чашку от губ.
Это был главный торговый менеджер Харитонов, которому она недавно дала, вернее, которого взяла от скуки. С тех пор Харитонов возомнил, будто представляет собой какую-то особую ценность для начальства. Вот и сейчас приперся, хотя все сотрудники знали, что по утрам Ангелину Антонову беспокоить нельзя. Свободный доступ в ее кабинет начинался часов с десяти, после того, как она делала традиционный обход офиса: вот она, мол, я, можете общаться.
Харитонов вошел неестественной походкой человека, который хочет казаться уверенным, но на самом деле вынужден преодолевать робость. Послать его сразу подальше или выслушать? Любопытство оказалось сильнее раздражения.
— Что у тебя? — спросила Ангелина.
Сделав три неровных шага к стулу, Харитонов сел, чего ему никто не предлагал. Ангелина сделала очередной глоток. Кофе без сахара сильно горчил. К тому же очень хотелось есть.
— Я по поводу «Элегии», Ангелина… — На месте отчества остался многозначительный пробел.
— Что с «Элегией?»
Осторожно, чтобы не размазать помаду, она хлебнула густую кофейную жижу.
— Мы им товар отгрузили, а они не платят, — пожаловался Харитонов. — Уже три банковских дня прошло, а они голову морочат.
Он был красив той слащавой мужской красотой, которая кружит голову впечатлительным девушкам и одиноким женщинам, долгое время лишенных плотских утех. Синие глаза в обрамлении густых ресниц, волнистые волосы, бакенбарды, нос с горбинкой и горделиво изогнутые губы. Они сами по себе были столь хороши, что могли бы существовать отдельно от Харитонова. Порой, слушая его, Ангелина ловила себя на том, что видит перед собой не главного менеджера целиком, а только его шевелящиеся губы. Они словно специально были созданы для поцелуев. Но целоваться, как выяснилось, обладатель этих замечательных губ не умел. Слюни да сопение — это все, на что он оказался способен.
Но глаза у него все же были неправдоподобной аквамариновой синевы. Харитонов недаром имел в гардеробе синие костюмы и галстуки, дополняемые голубыми сорочками.
— Почему не платят? — поинтересовалась Ангелина, отставляя чашку и проверяя, все ли в порядке с губами, с помощью зеркальца.
— Говорят, брака много, — сказал Харитонов. — Грозят рекламацию подать.
— Кто следил за погрузкой?
— Новиков.
— Если я не ошибаюсь, то я поручила лично тебе проследить.
Ангелина со щелчком закрыла пудреницу и убрала ее в сумку.
— Мне пришлось срочно ехать на станцию, — сказал Харитонов. — Вагоны не на тот путь загнали.
— Кто присутствовал от нас при разгрузке? — продолжала допрос Ангелина.
— Так Новиков же! Загрузился и поехал в кабине.
— А ты где был?
— Вагонами занимался, — начал раздражаться Харитонов.
Это он зря.
— Грузовик вышел от нас в час дня, — сухо произнесла Ангелина. — Ты, насколько я помню, вернулся в двенадцать.
— Я обедал.
— Хорошо, что ты принимаешь пищу вовремя. Полезно для твоего пищеварения. Но вредно для бизнеса. Для моего бизнеса!
— Анже…
— Я не Анжела, сколько раз повторять? — прикрикнула Ангелина. — Поезжай в «Элегию» и разбирайся. Если насчитают убытки, то половина с тебя.
После такого удара Харитонов ошалел до
