Вместо эпилога
Перелистывая сегодня дневниковые записи, письма или художественные тексты – скажем, стихотворения Ивана Аксакова, – все время поражаешься, как много в этих произведениях современного, актуального, животрепещущего… Вот, например, Иван Сергеевич мучительно размышляет о том, как трудно победить зло, ведь оно заключено в человеческой природе:
Отходит служба. Снова то же:Засуетился грешный век!Какая дрянь, великий Боже!Подчас бывает человек.Но ведь это не кто другой, как Зигмунд Фрейд в письме к Альберту Эйнштейну (от 1932 года) напишет, что зло непобедимо, потому что «в натуре человека лежит потребность ненавидеть и уничтожать»[46]. И сколько таких острых пронзающих время взглядов – из прошлого в настоящее! – находим мы у героев нашего рассказа…
Несколько слов о самой форме, которую подчас принимала жизнь интересующих нас людей, например о форме кружка. Это явление, как известно, существует издревле (не говоря уже о семейном общении – семейном кружке), но понадобилось еще особое дарование Станкевича или Сергея Тимофеевича Аксакова, чтобы высветилось современное значение этого явления, возникло ощущение подлинности, традиций, убеждение в их возможности и необходимости.
Сейчас историки, филологи, естественники и т. д. все чаще говорят о синтезе гуманитарных и естественно-научных знаний, происходящем под знаком сравнительно новой науки – синергетики. И в связи с этим все чаще произносят имя выдающегося отечественного ученого, одного из лидеров мировой синергетики Сергея Павловича Курдюмова, члена-корреспондента Академии наук СССР (потом – РАН), директора Института прикладной математики им. М. В. Келдыша. Собственно, как директор Курдюмов пришел на смену М. В. Келдышу, а затем А. Н. Тихонову, продолжив их научный подвиг.
Здесь я позволю себе небольшое отступление личного характера: дело в том, что мне довелось знать Сергея Курдюмова с отроческих лет и очень близко.
Познакомились мы после 1943 года, когда в военной Москве ввели раздельное обучение и всех мальчиков-подростков с ближайших московских улиц собрали в школе № 265, что в Скорняжном переулке в районе Домниковки. Учились мы с Курдюмовым в параллельных классах, поэтому очень уж часто не встречались и дружбы еще не было. Подружились к концу школы и особенно после поступления в вуз. В наш тесный кружок вошли еще Владислав Зайцев, Николай Васильев, Валентин Ершов и Даниил Островский. Многие стали потом людьми известными, заслуживающими отдельного разговора, но для начала я бы привел отрывок из одного в своем роде любопытного документа.
Один из членов кружка Николай Васильев в 1952 году по окончании химического факультета МГУ был определен в некое в высшей степени секретное учреждение. Мы, конечно, понимали, что работа у Васильева серьезная, но о подробностях не спрашивали, и он, естественно, ничего не говорил. Но вот уже в эпоху перестройки учреждение рассекретили, и оказалось, что это работающий на военные нужды Вирусологический центр Министерства обороны. Выпустили и посвященную этому учреждению фундаментальную книгу с характерным названием «Достойны известности». Обратим внимание: не «славы», не «благодарности», но просто «известности»; ведь для начала этих людей нужно было вывести из небытия, они еще просто не существовали. Так вот, из этой-то книги мы узнали, что наш многолетний друг не просто Коля Васильев, но генерал-майор, член-корреспондент АН СССР, доктор биологических наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР в области медицины и т. д и т. п…
Но к чему я все это говорю? К тому, что в упомянутой книге нашлось место и для далеких от вирусологии, – то есть для всего кружка, в том числе и для людей обыкновенных, к которым я отношу себя.
«Компания была веселой, остроумной, эрудированной: кроме Николая Николаевича [в то время Коли Васильева], были Владик Зайцев – филолог [в будущем профессор МГУ], Юра Манн – филолог, Сергей Курдюмов – химик. Все они вместе учились в одной из московских школ, все без исключения окончили с золотыми медалями и все поступили в МГУ, но на разные факультеты. Они хотели участвовать в освоении космоса… и поэтому избрали разные факультеты, с тем чтобы один из них разрабатывал новое реактивное топливо (Сережа Курдюмов), другой – новые композиционные материалы (Коля Васильев), третьи (Владик Зайцев и Юра Манн) – на основе знания законов формирования языков осуществили бы связь с инопланетянами, если таковые будут»[47].
Тут, конечно, есть некоторые неточности (например, Сергей Курдюмов поступил не на химический, а на физический факультет). Кроме того, могу торжественно поклясться, что никакое общение с инопланетянами меня тогда (впрочем, как и сейчас) не заботило… Но что верно передано в этой статье, так это царившая в кружке атмосфера высокого идеализма, бескорыстия и замечательной, истинно дружеской открытости. Как тут не вспомнить о Станкевиче и его кружке?..
Недавно же стал известен документ, который буквально оживляет прошлое. Валентина Васильевна, жена Сергея Курдюмова, физик по образованию, расшифровала Сережины дневники университетской и послеуниверситетской поры. И оказалось, что постоянный мотив этих записей – сопоставление поступков и размышлений Курдюмова с линией поведения Станкевича и его друзей. Можно сказать, что оба кружка существуют как бы в виду друг друга и, соревнуясь, вместе стремятся решить какую-то важную задачу.
И тут в дневниках Курдюмова следуют наброски портретов – и тех, кто из кружка Станкевича, и нынешних – из курдюмовского кружка. Вот, к примеру, как представлен Курдюмовым Красов (напомню, что это один из ближайших друзей Станкевича): «Красов это – доверчивость, способность верить всему чудесному, пламенные, благородные мечтания, впечатления без фактов – так думает Юра (по-видимому, ссылка на меня. – Ю. М.). Необходимость ежедневных встреч со Станкевичем (у Юры со мной?) (так! – Ю. М.). Поэзия дружбы, философских споров, полной откровенности. Надо уметь замечать собственную неудовлетворенность, а не замазывать ее».
Сергей Курдюмов с полным на то основанием говорит о ежедневной потребности других видеться с ним, как это было раньше по отношению к Станкевичу. По существу, оба они обладали тем качеством, которое сегодня называют харизмой…
И далее следуют еще штрихи и зарисовки, и снова таким образом, будто бы это уже общий кружок – Станкевича и Сергея Курдюмова: «Белинский – работяга и практик. Благородные фантазии, привычка к ним Самарского» (Александр Самарский – математик, академик РАН.). «Аксаков – отец [т. е. Сергей Тимофеевич] замечательный писатель (Айзенберг – могуч и крепок). Широкое, некрасивое несколько татарское лицо, мягкость и добродушие, но дух взаимного уважения и дружбы». «Клюшников – остряк-балагур (Коля Васильев)…» Очевидно, подмечено какое-то сходство обоих, а потом – вывод: «Мефистофель наслаивался над идеальными
