Отчаянье охватило его, когда он попытался, «чертя по бумаге буквы», описать себя в дневнике (46: 65)*23**. Мы видели, что это отчаянье не покидало его до конца жизни. В поздних дневниках, размышляя не только об ограниченных возможностях повествования, но и о лимитированности понятия «я», Толстой тем не менее вернулся к знаменитой метафоре Г2321 «книга жизни» .
В 1888 году (в котором ему исполнилось шестьдесят лет) Толстой сделал в дневнике замечательную запись. В свете обновленного им христианства земная жизнь представлялась ему именно книгой, но при этом встал вопрос и о книге другой жизни:
Думал: жизнь, не моя, но жизнь мира с тем renouveau христианства со всех сторон выступающая, как весна, и в деревьях, и в траве, и в воде, становится до невозможности интересна. В этом одном весь интерес и моей жизни; а вместе с тем моя жизнь земная кончилась. Точно читал, читал книгу, которая становилась все интереснее и интереснее, и вдруг на самом интересном месте кончилась книга и оказывается, что это только первый том неизвестно сколь многотомного сочинения и достать продолжения здесь нельзя. Только за границей на иностранном языке можно будет прочесть его. А наверно прочтешь. - (50: 4, 24 ноября 1888).
Сейчас, когда ему кажется, что он дочитал книгу своей земной жизни до конца, Толстой старается представить книгу неземной жизни, и известная метафора приобретает новый характер: написанная за границей между жизнью и смертью, это будет другая книга - на иностранном языке.
В 1909 году Толстой вновь обратился к метафоре «книга жизни», на этот раз в контексте своих размышлений об иллюзорном характере времени:
Времени нет. Есть моя жизнь. А она только написана на времени. Есть сочинение, а нет строк, букв. Оно написано только посредством строк и букв. И то, что хорошее сочинение написано строками и буквами, никак не доказывает того, что дальнейшие строки и буквы книги будут продолжать сочинение или составят подобное же сочинение (57: 19, 2 февраля 1909).
В этой записи книга жизни представляется Толстому написанной на времени (как на бумаге), и он думает, как и в 1888 году, о продолжении - о книге другой жизни, после смерти, которая будет написана иначе. Если молодой Толстой сожалел в своих дневниках о трудности выражать себя, чертя буквы на бумаге, то старый Толстой, отставной романист, сомневался в том, что книга новой жизни будет подобным сочинением - и тем не менее продолжал пользоваться привычной метафорой.
«Круг чтения»: «сознание Льва Толстого заменить сознанием всего человечества»
В последние годы жизни Толстой интенсивно работал над составлением альманахов для ежедневного чтения. Эти календари содержали и мысли самого Толстого, и афоризмы, заимствованные из произведений разных авторов (многие из которых Толстой существенно переиначил). Для Толстого, как он описал свой проект Владимиру Черткову в июне 1885 года, эта работа - делать «выборки из книг, которые все говорят про то одно, что нужно человеку прежде всего, в чем его жизнь, его благо» - позволяла «входить в общение с такими душами, как Сократ, Эпиктет, Arnold, Паркер» (85: 218).
Идея такого альманаха возникла у Толстого уже в середине 1880-х годов, но он приступил к работе в 1902 году, во время тяжелой болезни. Лежа в постели, он каждый день отрывал листки стенного календаря и прочитывал помещенные в нем изречения разных мыслителей*233*. После того как с этого древа жизни все листы были сорваны, Толстой решил посадить свое собственное. В последние годы жизни составление календарных альманахов было едва ли не главной задачей дня. Едва доведя до конца первое такое собрание («Мысли мудрых людей на каждый день», 1903), Толстой приступил к подготовке новой редакции («Круг чтения», 1906-1907), которую затем переработал («Новый круг чтения», или «На каждый день», 1909-1910). (В последний год жизни он составил также сборник «Путь жизни», который был организован не хронологически, а тематически12341.) Толстой сам ежедневно прочитывал то, что предназначалось на данное число.
Выбор авторов был широким и кажется эклектичным, но Толстой включал тех, которые казались ему родственными по духу. Обсуждая этот проект в дневнике и в письмах, он выделял следующих: Марк Аврелий, Эпиктет, Ксенофонт, Сократ, Сенека, Плутарх, Цицерон, Конфуций, Лао Цзы («Лао-Тсе»), Будда, Евангелие, Паскаль, Монтескье, Руссо, Вольтер, Лессинг, Кант, Лихтенберг, Шопенгауэр, Амьель, Эмерсон, Вилльям Эллери Чаннинг, Теодор Паркер, Джон Рескин, Мэтью Арнольд (49: 68, 64: 152, 75: 169). В поисках авторов Толстого выходил за пределы Европы, за пределы христианства (имелись и выписки из Талмуда, Дхаммапады, Упанишад).
Некоторые из мыслей, включенных в альманахи, были перенесены из дневника, записных книжек и писем Толстого. Так, философская виньетка о крестьянском мальчике в бане («Кто там? - Я. - Кто я? - Да я») из записной книжки за 6 апреля 1892 года (52: 69) вошла в альманах «На каждый день» для чтения 2 июля (44: 6). Чтение на 30 июля включает мысль Толстого о том, что вся жизнь от рождения до смерти похожа на один день жизни от пробуждения до засыпания, которую он подробно разработал в дневниках (44: 65). Три вопроса Канта (которые занимают большое место в философской переписке Толстого со Страховым) помещены среди чтения на 1 августа (44: 70). Толстовский принцип непротивления злу насилием суммирован в чтении на 15 августа (44: 96) и на 15 октября (44: 218). Афоризм Паскаля о том, как отличить действительную жизнь ото сна, имеется в чтении на 29 ноября (44: 320).
Толстой редактировал мысли мудрых людей, которые помещались рядом с его собственными, так что в этих книгах он как бы достиг цели «сознание Льва Толстого заменить сознанием всего человечества» (56: 123). Можно думать, что ему виделась некая разновидность логоса - коллективная мысль, или мировая душа. В разговоре с секретарем (Николаем Гусевым, который записал его слова в своем дневнике) Толстой говорил об идее «культурной души», которая пришла к нему во сне:
Я во сне все думаю о «Круге чтения». Сегодня вижу во сне, как на бумажке написано: «У тебя есть душа, но ты должен образовывать в себе другую, культурную душу». И подписано: Кант. Я думаю: «Кант, надо обратить внимание»12351.
В другой раз Толстого поразило сходство его мысли
