В общем, мне было страшно, страх подогревал злость, и с этим взрывным коктейлем эмоций мне, естественно, не спалось. Моя соседка по каюте – угрюмая, неразговорчивая девушка со странным именем Ула давно спала, а я все вертелась с бока на бок и чувствовала, как теряю контроль над своим состоянием. Я бы пошла к Никите, просто поговорить, но он же, как и я, в каюте не один, с каким-то парнем, кажется, даже смутно мне знакомым. Так что остается только чуть слышно вздыхать, вертеться и вспоминать события сегодняшнего дня, пытаясь их упорядочить и, если не смириться, то хотя бы принять. Бесполезно. Я лишь больше завожусь.
Почувствовав, что вот-вот взорвусь, я накинула кофту и выскочила из каюты.
Ночь и день на космическом корабле весьма условны – вокруг темно всегда, так что ориентироваться приходилось по приглушенному свету в коридорах. И отсутствию кого бы то ни было.
Почему-то при мысли, что подлый киару спокойно спит в своей каюте, меня вообще чуть не затрясло. Знала бы в какой – навестила бы, сказать на ночь пару ласковых, может, даже плюнуть. Или врезать – заодно узнаю: скафандр или нет.
Но я не знала, так что просто металась туда-сюда по коридору, не представляя, куда податься, как будто бы можно вообще куда-то деться с «космической лодки», она железная, кругом пустота…
– Ищете каюту Никиты Рекунова? – вкрадчиво поинтересовался предмет моих недавних размышлений.
– Нет, – на удивление спокойно ответила я, но потом не удержалась и огрызнулась. – Вашу!
– Пойдемте, покажу, – с излишней готовностью и радушием предложил киару. Явно знал, что не соглашусь. Я же не настолько еще обезумела.
– А пойдемте! – с удивлением услышала саму себя. Что я творю?! Решила поспорить, кто кого возьмет на «слабо»?
Киару уступать тоже не пожелал – пожал плечами и куда-то направился. Я шла следом и проклинала свой глупый язык. Вот что я ему скажу? Ну, кроме того, что он – свинья и подлец. А вдруг он подумает, что я его домогаюсь? Или покушаюсь на какое-то очередное имущество…
Киару на секунду задержался перед одной из дверей, сказал мне зачем-то «вот» и зашел внутрь. Чувствуя себя все большей дурой, я шагнула за ним. Не знаю уж, что подумал синеглазый о цели моего визита, но… он стал раздеваться!
– Что вы делаете? – спросила я и на всякий случай крепко-крепко зажмурилась.
– Раздеваюсь, – таким тоном, словно это именно то, что полагается делать в таких ситуациях. Что-то я волнуюсь.
– Прекратите! – потребовала почти испуганно. – вы меня для этого пригласили? Стриптиз показать?
– Мария Романова, – устало вздохнул он где-то рядом, глаза я так и не открыла, ориентировалась на звук, – я вас не приглашал. Вы просили показать, где моя каюта, я показал. Внутрь я вас не звал и… шли бы вы спать?
– Не спится, – буркнула я, чувствуя, что либо он планомерно надо мной издевается, либо логика инопланетян все же отличается от нашей. Ну или, по крайней мере, от моей. Я была уверена, что «пойдемте, покажу» – это приглашение, но если посмотреть с другой позиции… получается, что я – незваный гость, которому пока еще вежливо пытаются указать на дверь. Интересно, я смогу выйти, не открывая глаз? Что-то не хочется мне на него смотреть, мало ли что он успел уже снять, я ж не знаю, какие у них нормы приличия…
– А зачем вы жмуритесь? – полюбопытствовал киару.
Чтобы лучше тебя слышать, – совершенно не к месту вспомнилась мне сказка о Красной Шапочке.
– Чтобы не мешать вам раздеваться, – ляпнула я, уже зная, что он ответит.
– Вы мне не мешаете, – совершенно спокойно сообщил он, и я поняла, что глаза не открою ни за что на свете.
– Вы обещали мне сказать… что у вас украли.
На самом деле, мне было все равно. Я вспомнила об этом только потому, что мучительно искала, что бы сказать или спросить. Ведь сообщить об этом человеку в сером у меня никак не выйдет. Очень хочется надеяться, что он расценит внезапный отлет киару вместе со мной как форс-мажор…
– Зачем вам это? Вы ведь, мягко говоря, не испытываете симпатии ни ко мне, ни к моему народу, и будь ваша воля, предпочли бы вообще ничего о нас не знать. Продать эту информацию задорого у вас вряд ли выйдет – те, кому это действительно важно, и так все знают… Так зачем?
Я стояла и обтекала. Вот так вот буквально в паре предложений он назвал меня и ксенофобкой, и стукачкой, и еще бог знает кем… и самое больное – не так уж и ошибся.
– А зачем тогда вы обещали мне сказать? – спросила обиженно, зажмуриваясь еще крепче, чувствуя, как подступают совершенно нежданные и ненужные злые слезы. От собственной беспомощности. И мировой несправедливости.
– Это не делает мне чести, – вздох, – тогда я злился на вас и хотел, чтобы вы почувствовали себя виноватой.
– А теперь не хотите? – от удивления я даже глаза приоткрыла, и тут же снова испуганно зажмурилась – он был совсем близко и смотрел… я не успела понять, как смотрел, но вытесненная было обидой неловкость вернулась.
– Не хочу.
– Больше не злитесь?
– На вас – нет, на себя – да. И даже больше, чем тогда. – Пауза. Еще один вздох. – Все-таки хотите знать?
– Хочу, – призналась я. Теперь мне уже и правда стало интересно. Запретный плод и все такое.
– Тогда, может, перестанете так явно демонстрировать, что вам противно на меня смотреть и присядете?
Я послушно открыла глаза, судорожно подыскивая слова, чтобы объяснить, что дело не в отвращении, дело в чем-то другом, в какой-то неловкости, правилах приличия, вежливости, что ли… но так ничего и не сказала. Молча оглянулась, подыскивая, куда сесть, и, устроившись в странного цвета кресле, постаралась, наконец, твердо и спокойно остановить взгляд на инопланетянине. Он, вопреки моим опасениям, был одет. Просто сменил нечто, напоминающее китель, на более свободную куртку и все. Я обрадовалась. Честно. А вздохнула от облегчения, и ничего другого.
– Ключ, – сказал синеглазый, присаживаясь в кресло напротив. Между нами был небольшой стол,
