– Матушка никогда не бросает своих детей, – повторила Офелия, которая только теперь поняла, что хотела сказать Гаэль. – Мастера… Они действительно ваши заложники?
– Хильдегард никогда не покинет Полюс без них. Я уверен, что она не воспользовалась межсемейной Розой Ветров и скрывается где-то поблизости. Она скоро высунется из своей норы. Мне просто надо подождать.
Офелия скривила губы; опять эта странная мания Торна все делать самому!
– Матушка Хильдегард мастерски управляет пространством, – напомнила ему девушка. – Разве она не могла одним щелчком освободить мастеров и исчезнуть вместе с ними?
– Хильдегард и вполовину не так сильна, как вы воображаете.
Торн говорил с подчеркнутым спокойствием. Офелия же не находила себе места и снова начала ходить по коридору. Несмотря на бессонную ночь, а может быть, именно благодаря ей она не могла помешать течению своих мыслей. У нее рождались всё новые и новые догадки. Даже если Торн найдет Матушку Хильдегард, даже если окажется, что она замешана в похищениях, где гарантия, что она им поможет? И что делать, если она не способна им помочь, а люди будут продолжать исчезать? В конце концов, барон Мельхиор был бы следующим в списке, если бы Арчибальд не оказался в ловушке вместо него. Не говоря уж о ней, Офелии. И что, если автор анонимных писем придумает другой способ вместо голубых часов?
Разволновавшись, она разорвала зубами шов в перчатке. И почему же, почему ей больше не удается проходить сквозь зеркала?!
– Расстегните платье.
Офелия остановилась и посмотрела на Торна. Сплетя пальцы, тот бесстрастно наблюдал за ней. Девушка подумала, не ослышалась ли она.
– Достаточно одного рукава, – спокойно уточнил Торн. – Кажется, вас беспокоит рука. Позвольте мне взглянуть.
Офелия расстегнула пуговицы на манжете и закатала рукав. Локоть сильно распух, а кожа приобрела синюшный цвет. Офелия привыкла к постоянным ушибам, но не ожидала такого зрелища.
– Наверное, я ударилась о перила, когда падала с лестницы. Если бы жандарм меня не подхватил, я бы сломала шею.
Торн ощупал опухшее место.
– Вывиха нет, даже частичного, – пробормотал он сквозь зубы. – Можете вытянуть руку?
– С трудом.
Офелия закрыла глаза, чтобы не видеть, какие манипуляции проводит Торн с ее рукой. То ли от боли, то ли от голода ее желудок судорожно сжался.
– А что мадам Владислава… она по-прежнему нас охраняет?
– Нет, – ответил Торн. – Она меня предупредила, когда вас вызвали к Фаруку, что не смогла попасть в Небоград. Я не знаю, где она сейчас. Когда я нажимаю в этом месте, вы чувствуете боль? А покалывание?
– И то и другое.
Офелия по-прежнему не открывала глаза, надеясь, что Торн скоро закончит свой осмотр. Теперь жгучая боль в желудке распространилась по всему животу.
– На лестнице я не споткнулась. Меня сбили с ног.
Пальцы и голос Торна напряглись одновременно:
– Кто? Невидимка?
– Во всяком случае, тот, кого я не видела. И вы, судя по всему, тоже. Я не говорю, что меня сбили нарочно, но и неловкость госпожи Владиславы здесь ни при чем. Автор письма запретил мне появляться при Дворе, – добавила она вполголоса. – А я не послушалась.
У Офелии мелькнула мысль о шевалье. От этого ребенка можно ждать худшего; он вполне способен посягнуть на ее жизнь даже теперь, когда его лишили дара внушения и изгнали. Но сейчас они наверняка имели дело с человеком, чьи намерения были куда более изощренными.
– Семейные Штаты соберутся сегодня после полуночи, – объявил Торн. – У Невидимок нет никаких поводов меня провоцировать, пока я их защищаю.
– Я знаю. Ничего не меняйте в своих планах.
Девушка открыла глаза, когда Торн отпустил ее руку. Одна из фавориток только что оставила Фарука и, крадучись, шла по коридору. Увидев Торна с Офелией, она остановилась как вкопанная. Дело было главным образом в Торне. Даже не пытаясь скрыть злость, она так резко повернула назад, что на ней зазвенели все бриллианты.
– Вот у кого совесть нечиста, – пробормотала Офелия. – Вы были правы, некоторые действительно хотят воспользоваться уязвимостью Беренильды.
Торн невозмутимо согнул руку Офелии в локте.
– Не думаю, что у вас перелом, но, пока это неизвестно, держите руку в таком положении и старайтесь на нее не опираться.
Офелия с трудом застегнула пуговицы на манжете. Она решила не спрашивать Торна, откуда у него медицинские познания.
Сейчас он снова сидел ссутулившись, и, несмотря на его молчание, Офелия видела, как он потрясен тем, что с ней случилось.
Легким щелчком она заставила шарф ослабить кольца; тот соскользнул с ее плеч и обмотал локоть как повязка. Боль немного утихла.
– Торн, по поводу того, что я вам недавно сказа…
Она осеклась на полуслове. На лице у Торна не дрогнул ни один мускул, но его взгляда оказалось достаточно, чтобы она замолчала.
– Я отвечаю за вас, и, похоже, плохо с этим справляюсь. Вы были абсолютно правы, и давайте больше не будем об этом говорить.
– Я хотела бы понять, что вас так сильно рассердило.
– Вы хотели бы понять, что меня рассердило…
Торн медленно повторил эти слова; из-за его северного акцента звук «р» скрежетал, как шестеренки в механизме. Он немного помолчал, словно подыскивая формулировку для ответа. К удивлению Офелии, он достал из внутреннего кармана игральные кости. Они были сделаны очень искусно и мало походили на те, что вырезал в детстве сводный брат Торна, но Офелия не могла не увидеть их сходства.
– Я не верю ни в удачу, ни в судьбу, – объявил Торн. – Я полагаюсь только на теорию вероятностей. Я изучал математическую статистику, комбинаторику, случайные величины, и нигде в них нет места неожиданности. Вы, кажется, не способны осознать свое дестабилизирующее влияние на такого человека, как я.
– Я не понимаю, – пролепетала Офелия, действительно не понявшая ни слова.
Торн подкинул кости на ладони и убрал их в карман.
– Стоит мне на минуту от вас отвернуться, как вы оказываетесь в самых неподходящих местах. Я думаю, что у вас… как бы так сказать… предрасположенность ко всяким бедам.
– И это все, что вас разозлило?! – недоверчиво воскликнула Офелия. – Из-за этого вы хотите, чтобы я уехала с Полюса?
Торн промолчал, только пожал плечами и снова задумался. Молчание было таким глубоким, что стали слышны голоса медсестер в палате Беренильды и приглушенные звуки вальса за окнами.
Офелия больше не сдерживалась:
– Вы сердитесь, потому что я вас оттолкнула?
– Нет, – ответил Торн, не глядя на нее. – Я сержусь на себя, потому что вообразил на минуту, что вы этого не сделаете. Вы вели себя вполне определенно, я все понял. Не будем больше вспоминать тот эпизод.
И он вновь погрузился в размышления, словно в глубину вод.
Офелия не знала, что сказать. Она вдруг остро почувствовала, сама не зная почему, что именно Торн, а не
