Ну просто обухом по голове.
Уже не девчонка. Молодая женщина. Сильная, уверенная, спокойная. Вороная грива схвачена блестящей цепочкой, лунный камушек посреди лба – знак придворной должности. На безупречной длинной шее ожерелье младшего вождя. Лазурная тога в серебряных узорах – это цвета столбового рода династии Ун – подпоясана наборным ремнем, который тебе и мерка, и счеты, и набор грузов для весов, а еще им убить можно. И простенькие кожаные сандалики вполне земного вида, только коже той сносу нет, и мягкости она волшебной. А в изумительной руке – очень важно, чтобы у звездной принцессы были красивые руки, не знаю почему, но мне так кажется, – еще один символ власти: коротенький складной боевой жезл, увенчанный ярким переливчатым камнем. Жезл носят вожди с правом оперативного управления войсками, если вы понимаете, о чем я. И дворцовая стража, что шагает в ногу за нами следом, подчиняется напрямую очаровательной Унгали.
Да, если что, она этой телескопической дубинкой отправит тебя в нокаут – моргнуть не успеешь. Силенок убить не хватит, ну так ей и не надо, у нее подчиненные есть, всегда готовые к добиванию.
Не женщина, а мечта одинокого мужчины в расцвете лет.
А глаза у нее зеленые.
Ослепительно чистые белки глаз, и в них два зеленых чертенка. Как только я этих чертенят разглядел, таких знакомых, начал снова дышать.
А то понять не мог, отчего так трудно жить на свете и с каждым шагом все труднее.
Остановились на положенном расстоянии, Газин и Брилёв впереди, мы с Костей сзади. Лица согласно протоколу должны быть каменные, и судя по тому, что у полковника уши шевелятся от натуги, он справляется. Быстрый обмен жестами и поклонами. Все четко. Мы молодцы.
А потом она улыбнулась.
Глядя через плечо Газина, улыбнулась мне.
И я ее сразу узнал.
Нет, не ту девчонку – эту женщину. Мы с ней давно знакомы.
Газин шагнул к Унгали и что-то спросил, я не расслышал. А та рассмеялась – не здешним, а нашим смехом – и повисла у полковника на шее, чуть не сбив с него фуражку.
Но опять поверх его плеча смотрела на меня.
Двери распахнулись, и мы следом за Унгали, сохраняя прежний строй, вошли во дворец. Мощный басовый гул накрыл нас прямо с порога. Это же надо, как они лупят, совсем озверели – я, например, кроме барабанов ничего не разберу, хотя сейчас в зале приемов орудует целый оркестр из тарелок и гонгов. Офицеры достали беруши, рядом шарил по карманам Калугин. Ага, нашел затычки. Мне не предложил – я ведь откажусь. С его точки зрения, которую он никогда не скрывал, я просто выпендриваюсь перед местными, цену себе набиваю. На случай, если сдамся, у Кости есть второй комплект берушей, он думает, я не знаю об этом.
Мы шли в такт ударам, и я любовался походкой Унгали, ее грацией благородного хищного зверя, полной жизни… Вот чего мне не хватало на Земле – ощущения жизни, бьющей ключом отовсюду. Чистой, а не фильтрованной радости.
Унгали, когда не на работе, умеет радоваться всему на свете, я же помню. На «первой высадке» она как-то сразу и очень естественно, будто так и надо, взяла меня под персональную опеку, и я ничего не имел против именно потому, что девчонка была – чистая радость. Мы вместе осваивали языки, она учила меня обычаям аборигенов, а я ее – нашим. Она смеялась над тем, что я боюсь здешних коней, а я показал ей, как водить машину. Только во вторую командировку я узнал, к чему барышню готовят, и слегка обалдел.
Должность Унгали во дворце не имеет прямого земного аналога, к тому же наши дворецкие, мастера церемоний, шефы протокола и ключницы, при всем их огромном влиянии, никогда не входили в правящий дом. А здесь за работу служб дворца отвечает человек в ранге младшего вождя, и неспроста. Если понадобится, Унгали возглавит оборону столицы, а в самом крайнем случае – возьмет на себя управление народом. Да-да, вы не ослышались. И всему этому девушка обучена до мелочей, без расчета на помощь советников и шаманов; ее выручит «память предков», усиленная образованием.
С тех пор я и зову ее звездной принцессой…
Зал приемов обширен, хоть в футбол играй, и погружен в полумрак. Занавески на окнах задернуты наглухо, это единственный способ не пускать жарищу в дом. Продухи под высоким потолком, наоборот, распахнуты. И все равно здесь дискомфортно в разгар лета. Не только белому человеку, аборигену тоже. Нормальная атмосфера – в каменных мешках личных покоев, клетушках с маленькими окошками. Помучив как следует общество и показав ему свою выносливость, Унгусман уйдет в прохладу апартаментов, где с наслаждением скинет тяжелую парадную тогу, рухнет на подушки и велит подать из подвала холодненького.
Он этого и не скрывает. Унгусман вообще не жалует все то, чего в столице с избытком, – жару, шум, многолюдье. Он любит гулять по степи. Любит сидеть у окна в сезон дождей и глядеть на улицу. Очень привязан к детям. Нормальный и, в общем, счастливый мужчина. Пожалуй, единственный его минус – он считает, что не успел как следует погулять в молодости, потому что из-за болезни отца слишком рано взвалил на себя государственные заботы. Будучи в дурном настроении, Унгусман способен кого угодно в этом упрекнуть: мол, вы бездельники, а я всю жизнь на посту. И – давай гонять свою мафию туда-сюда. Иногда он взбрыкивает и ведет себя непредсказуемо просто ради того, чтобы его сановные родичи немного побегали с вытаращенными глазами, озадаченные по самое не могу. Чтоб они, лоботрясы, не забывали, кто тут главный и как ему трудно.
Сейчас великий вождь стоял у дальней стены на специально подсвеченном возвышении, символизирующем власть, – до трона тут не додумались, потому что нечего рассиживаться, вкалывать надо. Вдоль стен выстроились в понятном только им порядке бесчисленные кузены, шурины, кумовья и прочий высокий менеджмент династии. Компактной группой приткнулись к вождю поближе его жены, все восемь.
Эта мафия внутри мафии – отдельная головная боль нашей дипломатии. Оседлые аборигены уже
