Я подумал, что по боевому расписанию прислать могу только себя и машина теперь у меня, как нарочно, есть. Правда, мне положено околачиваться в тылу, при санчасти, но я еще в прошлую командировку сказал Шалыгину, что пусть на этот счет не беспокоится. Расписание составляли на Земле, совсем не зная местной специфики, а потом, конечно, никто не озаботился его изменить. В бою мое место рядом с полковником или вождем – впереди, на лихом коне. Шалыгин спросил, что ему будет, если меня с вождем убьют и съедят, а я ответил, что при таком раскладе уже ничего не будет никому.
Каска, броник, обвес, автомат – как все знакомо. И еще пистолет мне полагается, не знаю для чего, наверное, застрелиться. В оружейке уже никого не было, все убежали вперед, за забор, рассаживаться по машинам.
На выходе я столкнулся с Билаловым. Даже спросонья великий геолог был велик, как обычно.
– Доброе утро, советник, – он поймал меня за ремень автомата. – Если вашему начальству интересно мое мнение, я бы отметил, что разведка у нас работает прескверно. Как можно было не засечь стягивание войск со всей степи и их концентрацию вблизи от базы?
– Скажите это Трубецкому для начала.
– Уже. Я назвал его дилетантом, только и способным, что подбрасывать «жучков» в уборную вождя.
– То-то майор такой неприветливый.
– Еще бы! – бросил Билалов, отпустил меня и проследовал внутрь.
– Доброе утро, – сказал я ему вслед.
Когда я садился в машину, за забором вдруг дружно взревело сразу всё. Я оглянулся. Бэтээры, постепенно выравнивая строй, покатились в степь, навстречу пыльной туче. Закрытые по-боевому, без людей на броне, они казались живыми. И три стальных летучих зверя поднялись в воздух, два маленьких, один громадный.
Силища двинулась навстречу силище.
И тут я понял, что степь дрожит.
Топота наступающей конницы не было слышно за гулом нашей техники, но земля отчетливо вибрировала. Господи, да сколько же их. И почему город еще не… Ага, город – уже.
Солнце поднималось выше, оно подсветило городскую стену, и я видел, как под ней клубится пыль. Значит, стража успела добраться до конюшен, оседлать своих монстров и теперь, пройдя сквозь город, выстраивается перед ним. Но это только первая фаза. Оборона столицы рассчитана по большей части на отражение атаки кочевников, и степной патруль Унгасана следит, чтобы те не подошли незаметно. Кстати, надо спросить его об этом… А с западной стороны города, которая мне не видна, обширные пастбища, и там сейчас творится самое интересное. Оттуда гонят табуны коней ополчения, а люди бегут им навстречу, и когда эти две толпы встретятся, образуется конная армия, которой обоснованно побаивается наш командир. Она с двух сторон обогнет город, пересечет реку и соединится с регулярными силами. И начнет играть на нервах. В барабаны – бум-бум-бум. Городская стража по центру, ополчение на флангах, отряды степного патруля – высокомобильные силы и резерв. Дворцовая стража Унгали – по отдельному плану.
Бум-бум-бум.
Увидав впервые, до чего сноровисто разворачиваются войска, никогда не знавшие войны, я далеко не сразу понял, как это у них так лихо получается. И только когда услышал о «памяти предков» – догадался. Ну конечно же. Они знают про войну больше, чем хотели бы. Они не могут забыть ее физически. И поэтому здесь так стараются обойтись без серьезной драки. Кстати, наглые пижоны-кочевники, местные апачи с команчами, любят войну меньше всех. У степняков высокая детская смертность, их мало, для каждого племени десяток убитых – уже неприятность, и не дай бог погибнет сто – это просто неприемлемо, так нельзя, а кто же скот пасти будет.
Но порох, образно говоря, у всех сухой. Опять-таки – потому что о войне помнят и не умеют забывать.
Я выехал за ворота. У купола химлаборатории стоял доктор Шалыгин, даже издали усталый. Он поглядел в мою сторону, кажется, неодобрительно. Ну да, все – к противнику, а я от него. А обещал-то – впереди, на лихом коне… Что поделаешь, такая у меня хреновая работа.
Бум-бум-бум. Теперь я это слышал. Гул за спиной немного стих, зато нарастал грохот впереди.
Навстречу пылили джипы, перегруженные, облепленные людьми в респираторах. Значит, Газин отозвал из города всех. Мне никто даже не помахал. Да и бог с ними.
Их можно понять. Народ на войну едет, а я от войны. Да еще и без маски. Совсем чужой, не наш человек. Инородное тело. Прыщ на заднице экспедиции, как меня обозвал начальник штаба – то ли думал, не нашепчут, то ли точно на это рассчитывал…
Когда я проезжал сквозь строй городской стражи, какая-то невоспитанная лошадь харкнула на лобовое стекло. Она, наверное, хотела привести меня в окончательно доброе расположение духа, и у нее получилось. Я нервно рассмеялся. Стало полегче.
Великий вождь как раз вышел из тоннеля мне навстречу. Один, без свиты из писцов и доверенных помощников, с которой обычно ходит по городу. Словно к нам на базу собрался. А он, кстати, туда и собрался, чему я удивляюсь.
– Дочь просила тебе передать, чтобы не лез в драку, – сказал вождь, усаживаясь рядом. – Но я вижу тебя в боевом облачении. Значит, ты готов.
– Всегда готов, – брякнул я, разворачивая машину.
– Это многое объясняет, – загадочно высказался вождь.
Сам Тунгус был одет в парадную тогу и небрежно поигрывал боевым жезлом. Смотрелся правитель как всегда – одновременно величественным и слегка насмешливым. Будто его все это забавляет и сейчас он наши проблемы – одной левой.
Командиры отрядов издали приветственный клич, шаманы принялись лупить в бубны, Тунгус поморщился, я поспешно нажал на газ, и мы пронеслись сквозь конный строй пулей.
Выскочив из этого боевого угара на относительно свежий воздух, я присмотрелся, думая, с какой стороны ловчее обогнуть базу или лучше проскочить ее насквозь, и понял, что впереди творится невообразимое. Вот где настоящий боевой угар. Пыль стояла уже на полнеба, стеной, и над ней барражировали летательные аппараты в широком ассортименте.
Кто испортил воздух, было по-прежнему не разобрать.
– Быстрее, если можешь, – сказал Тунгус.
– Я могу очень быстро, но надо сделать вот так…
Я поставил джип на автопилот и пристегнул вождя ремнем безопасности. Тунгус пошевелился, дернул ремень, понял, как тот работает, и удовлетворенно хмыкнул. Он любит умные вещи.
А я наступил на педаль всерьез.
– Неплохо, – сказал Тунгус.
Мы обогнули базу справа, по летному полю, дальше началась ковыльная степь, и пришлось немого сбавить, потому что машина запрыгала по кочкам. Я смотрел в основном «под ноги» и не сразу обратил внимание: гул барабанов остался далеко позади, а прямо по курсу как-то подозрительно тихо. Только накатывает и пропадает рокот винтов в небе. И пыль больше не клубится, она оседает.
Потом я это увидел.
Бэтээры разошлись
