Оставалось одно средство. У Свенельдича нет к нему ни доверия, ни жалости, зато у него есть ум. Только на него Боян и мог поставить.
Когда рассвело, он передал через десятского просьбу повидаться со Свенельдичем, и вскоре его позвали в избу княгини. Мистина сидел у стола, его телохранители – у двери, а Эльга – на ларе. Маленького княжича и его няньки не было, служанок тоже. Мистина отослал прочь все лишние уши.
– Будь жива сто лет, княгиня! – Боян вошел и поклонился. – Тебе уже известно, какое беззаконие было сотворено со мной и моими людьми?
– Мне известно, что ты собирался предать нас, – спокойно ответила Эльга. – И почему-то я не удивлена.
На лице ее видны были следы утомления: она тоже спала этой ночью очень мало.
– На моих людей было совершено беззаконное нападение! – упрямо повторил Боян и выпрямился, кладя руку на пояс.
Все же он был болгарским царевичем и христианином, а значит, стоял на голову выше всех этих варварских князьков, бояр и боярцев, кого греки без разбору именовали архонтами, то есть просто «главарями».
– Я довольно знала твоего Васила и могу понять: у него хватило бы отваги убить себя, чтобы сохранить тайны господина. Но вовсе не из страха за свою участь. В этом письме, – Эльга кивнула на пергамент на столе, – мы не нашли ничего тайного, но я уверена, Васил должен был передать главное на словах. И не Петру оно предназначалось. Ты можешь дать клятву на кресте, что это не так?
– Христианам не пристало клясться.
– Оставь! – Эльга слегка махнула рукой. – У меня на глазах ты целовал свой крест не меньше, чем наши люди, – она бросила еще отчасти недовольный взгляд на Мистину, – целуют свое оружие. Я хочу услышать правду. Если я тебе поверю, то до возвращения Ингвара с тобой и твоей сестрой не случится ничего дурного. Обещаю. – Она прикоснулась к золотому варяжскому обручью у себя на запястье. – Если же нет… сами боги избавят князя от союза с болгарами, обманувшими наше доверие.
– Княгиня, ты не поступишь так жестоко! Ты женщина, у тебя доброе сердце! Ради твоего собственного чада…
– У меня есть моя держава, – перебила его Эльга, немного с грустью, но и с решимостью. – Я терпела вас, пока думала, что вы ей полезны. Если же вы окажетесь ей вредны…
Она снова взглянула на Мистину, будто говоря: вот ваша злая доля. А тот усмехнулся краем рта: как раз ради собственного чада княгиня должна была избавиться от всех иных.
Боян помолчал. Вспомнил Едигара. Лето тот просидел в порубе на Свенельдовом дворе, осенью переместился в клеть с печкой – Мистина все же хотел сохранить пленника живым и здоровым. Такая же участь смотрела в глаза и Бояну – и это еще будет счастье, если ему позволят дожить до возвращения Ингвара.
– Ты, княгиня, женщина умная и здравомыслящая, – начал он. – Позволь мне объяснить…
– Мы тебя для этого и позвали.
– Сильнее всего князь желает мира с греками. Но греки не желают мира с вами – цесарь не намерен даровать Руси дружбу Романии. Вы – идолопоклонники, безжалостный и дикий народ в их глазах.
– Однако они не менее трех-четырех раз заключали союзы с русами, такими же, как мы, – напомнил Мистина.
– Это верно. Но только если их к тому принуждали силой. Ты же не сумел два года назад мечом добиться того, чтобы Роман предложил тебе мир, – Боян не упустил случая пристыдить своего врага. – Да, ты добрался до самой Ираклии, но под ее стенами был разбит и бежал.
– Отступил, – поправил Мистина, вращая золотое обручье у себя на руке. – С добычей.
– Они считают, что вы бежали. Роман и его василики убеждены, что в то лето одержали победу над русами – над самим Ингваром, над тобой. И над твоим братом Хельги, княгиня. Вы считаете победителями себя, а ромеи – себя. Они не предложат вам мира, а если его предложите вы – отвергнут.
– Да знаю я! – с досадой бросил Мистина. – А зачем, ты думаешь, мы два года собираем новое войско и уламываем всякого шишка болотного!
Лицо его исказилось от ярости, ноздри дрогнули. И его железное сердце истомилось в ожидании конца дела, которое в день его победного возвращения в Киев не закончилось, а лишь началось.
– И ты уверен, что в другой раз вам больше повезет? Что вас опять не встретят «влажным огнем» в Боспоре Фракийском, что у стен Царьграда вас не будут ждать Экскувиты и десятки тысяч Романовых войск? Если вас сожгут и разобьют во второй раз, это будет ваша общая смерть – твоя, князя, княгини, всего вашего рода!
– Я это знаю! – воскликнула Эльга. – Это так и есть! А ты пытался предупредить Романа о нашем походе, чтобы все это так и вышло! Может, ты и сестру свою выдал за Ингвара, только чтобы сидеть здесь и следить за каждым нашим шагом! А хотел ты не помочь нам, а погубить нас! Я с первого дня знала, что эта твоя Огняна – нам одно горе! Если бы Ингвар сперва посоветовался со мной или… – она оглянулась на Мистину, – с боярами и дружиной, ее и ноги бы здесь не было!
– Я пытаюсь вам помочь! – возразил Боян. – Мне дорога моя сестра, и я хочу ей счастья в ее новом доме. Роман не станет заключать мир с Ингваром, пока не убедится, что тот достаточно силен, чтобы ему угрожать. Но Роман не желает, чтобы это убеждение обошлось ему слишком дорого. Ингвар должен собрать войско и выступить в поход, но не приближаться к границам Греческого царства. И Роман должен заранее получить весть об этом, чтобы выслать своих людей навстречу и заключить мир до того, как на его земле сгорит хоть одна виноградная плеть. Так мы условились… с ним.
– Ты виделся с Романом? – Мистина недоверчиво поднял брови, собрав лоб в складки.
– Нет. – Боян опустил глаза.
– Слушай, не темни. У меня твои хитрости вот где, – Мистина резко провел пальцем у себя под горлом. – Роман должен убедиться в нашей силе, не подпуская нас близко? Хватит мне тут… плетень заплетать.
– Я говорил с патрикием Феофаном, – не поднимая глаз, пояснил Боян. – Паракимоменом.
Даже ему было трудно смотреть на Мистину, по-настоящему пришедшего в холодную ярость: вот теперь он подавлял исходящий от него гнев, и угроза ощущалась телесно.
– А это что за леший?
– Это его старший боярин… как ты – при Ингваре, только не побратим, у цесаря нет побратимов. Когда вы бежали от Ираклии, воеводы и бояре убедили Романа, что русы разбиты и никогда не вернутся. Поэтому он и слушать не станет о договоре с вами. Но если вы
