Сердце мое просто клокотало от ярости. Хотелось облить Карима бензином, подпалить и спокойно греться, наблюдая, как сгорит этот крючконосый подонок.
– Что скажешь, майор?
– Это война… Наш снайпер убил твоего наемника, не дал убить нас… Честь ему и хвала…
Слова эти Ставр выговаривал очень медленно. Я заметил, как он слегка начал покачиваться.
– Главное… Лабораторию вы не нашли и никогда найти не сможете…
Прав был наш майор, прав на все сто. Мы все искали призрак.
– Да я тебя! – возмутился Гунч. В него тут же полетел большой палец Слепого, и Бугор обиженно засопел.
– Зачем меня дразнишь, майор? Думаешь, я сорвусь и застрелю вас? Нет, это жирный так поступит, а я – нет. Зато я другое знаю, Максимка. Я читал твой эпикриз. Ты же почти псих, на тебя только надави – и все, ты готов. Я тебе сейчас помогу…
Волк встал, поправил амуницию. Подошел к трупу фризовца, обшмонал его и достал пистолет.
– Гунч, скажи своим людям, пусть ведут предателей. Сейчас они отработают свою свободу.
4– Держи. Хороший пистолет, немецкий. Безотказный. Убьешь здоровяка или этого, нервного, – отпущу, как и обещал.
Я вспомнил. Они сдались, вылезли из Цеха! Я с Кирпичного не смог разглядеть, кто покинул наши ряды. Вот теперь предоставилась такая возможность. Пока их вели, Гунч распорядился нас еще немного попинать и поставить на колени. Особенно досталось Ренату, который крутился, стараясь разорвать веревку. Я же для вида побуянил и затих.
С пленных не стали снимать одежду, зато вытащили ремни, шнурки. Забрали все оружие. Судя по кровоподтекам на лицах, били сдавшихся не меньше, чем нас троих. Солдатик, которому Карим протягивал короткий пистолет, старался не смотреть на нас. Руки у парня были связаны спереди, как и у второго, который смотрел куда-то вдаль, на крышу Высотки. Этим вторым был Толкач. На лбу у него пролегла глубокая скорбная морщина, плечи были опущены, будто он уже пожалел о своем поступке. Или наоборот, ему наплевать было на нас, и он ждал, когда же закончится наконец его поход на Завод.
– Толян, ты хоть кого-то из них убил? – спросил я. – Или сразу лапки поднял?
Толик промолчал. Ренат выругался.
– Хватит, – прервал его Ставр.
Первый солдатик мотал головой, отказывался брать пистолет.
– Не надо… Я не буду… Вы же обещали отпустить… Я же честно не стрелял, испугался…
– Бери, дорогой, бери. Хорошая немецкая машина. Я аж сам удивился. Гунч, жируют твои шакалы – с такими пистолетами ходят. – Карим кинул взгляд на труп фризовца. – Теперь уже не ходят, а мертвые лежат.
Бугор молчал, так и продолжая восседать на ящике. «Пахан, – с ненавистью подумал я. – Вокруг него все суетятся, дело крутится, а он лицезреет. Или его проняло, что все – лаба недоступна и теперь ему короны не видать?»
– Давай, стреляй уже! Устал я тебя уговаривать! – Карим силой вложил солдатику пистолет в руки.
– Вы же обещали… – тихо произнес парнишка.
– Я не обещал, я слово дал! Это больше, чем просто обещал. Ты же мужчина, а мужчина должен оплатить свой уход. Давай, стреляй!
«Зараза. Эта дурацкая дрожь. Хочется умереть нормально, а не как замерзшая шавка. Чертов Карим. Как он достал со своим «я». В каждой фразе: я сказал, я слово дал… – у нас таких называли просто – «якалка». Эгоист недоделанный. Как же они бесят, эти твари».
– Не могу… – произнес солдатик.
В ту же секунду прогремел выстрел. Мозги полетели в разные стороны, забрызгали фризовца и Севу. Карим опустил автомат. В полной боевой выкладке, бронежилете, увешанный оружием с ног до головы, он возвышался над мертвым солдатиком. Лицо наемника выражало скуку, словно он устал от своей же болтовни.
– Настоящего мужчину не надо уговаривать.
Я дернул веревку – нет, не вырваться. В прорехах туч мелькали звезды. Холод, казалось, отступил, или я уже привык к нему. Горечь во рту, огонь в груди. «А я еще корил себя за застреленного бандита на крыше Высотки. Убивать их всех, бросить в яму и залить цементом. Таких уродов надо стирать с лица земли, сжигать их документы, забывать даже клички. Надо искоренять их, выкорчевывать, как пораженные гнилью деревья».
Было страшно. Не хотелось умирать как овца на скотобойне, тут, на этом грязном пятачке. Уже слышны были пьяные выкрики, кто-то попытался затянуть блатную песню. Они победили, заманили наш отряд. Только шестеро получили шанс скрыться… «Да, Зона убивает. Убивает слабых, используя сильных. Хорошо, что Паша не сдался. Да и мне надо было просто сигануть с крыши. Лучше погибнуть, как Зуб, чем попасть в такую ситуацию. Даже Ренат заткнулся». Из мрачных мыслей меня вырвал голос Толика:
– Я готов. Вы меня точно отпустите?
– Ты мне не веришь? Хочешь сказать, что я вру? – Карим закинул автомат на плечо, погладил бороду.
– Верю. Я вот эту бы падлу застрелил, – сказал Толкач и указал на меня, но при этом весь сжался, опустил плечи и из здорового парня превратился в жалкое пугало.
– Почему он? – спросил Карим.
– Он меня всегда оскорблял. И сейчас оскорбляет. Я – офицер, а он – сержантик недоделанный, все толкал меня в спину, – пробурчал Толик.
– Ах ты ж… – зарычал Ренат. Блеснул золотой браслет Гунча. На этот жест среагировал Сева. Он вальяжно приблизился к Баре и ткнул его в губы стволом ружья. Ренат замолчал, глотая кровь.
– Жаль его отдавать. Думал, сам его порежу. Он мне еще с блокпоста под мостом запомнился, да и кровь моего брата на нем. – Карим внезапно повернулся к Ставру. Тот расправил плечи.
– Майор, твои люди – тебе решать.
Ставр молчал, смотря на догорающий Цех. Редкие огоньки на этажах умирали вместе с нашими планами на жизнь.
Я дернулся, вдохнул полной грудью воздух с запахами дыма и крови. Попытался встать, но короткая веревка натянулась, дернула меня на место.
– Чего рыпаешься!? – недовольно пробурчал Сева.
– Хочу встать с колен.
– Много хочешь, – подал голос Гунч.
– Карим Волк, я только помог убить наемника. Ему урка Чес перерезал горло…
– Заткнись! – взвизгнул Бугор.
– Мальчик перед смертью пусть встанет, – произнес глава наемников.
Сева крякнул, достал нож и полоснул по веревке. Я поднялся. Ноги дрожали как после десятикилометровой пробежки.
Толик смотрел на меня во все глаза.
– Давай, офицер. Стреляй, – произнес я.
Тот резко вскинул небольшой пистолет и нажал на спусковой крючок. Клацнуло. Толик суетливо нажал еще несколько раз.
– Падлы ментовские, – пропищал Гунч. Подбородки у него тряслись от гнева, он сжал кулаки и потряс ими. А все потому, что ствол пистолета Толкач направил не на меня, а в асимметричное лицо уродливого Бугра.
В тот миг мы все застыли. Толик успел только посмотреть на нас и поглубже вдохнуть, когда Карим выстрелил в него. Одновременно с этим меня ударил прикладом по печени Сева,
