Совсем другой вопрос, для чего нужна эта ширма. Просто конспиративная квартира для охраны людей с… необычным происхождением? Или что-то большее? С уверенностью сказать было нельзя.
Все это было очень странно. Указаний не проявлять инициативы не было, что удивляло Руди, и однажды он решил выйти за рамки и сообщил за завтраком миссис Габриэль, что хочет осмотреть достопримечательности.
– Я поищу для вас карту города, – ответила она, стоя у стола с подносом собранной посуды в руках. – Мистер Бауэр коллекционирует карты, как другие коллекционируют марки или номера поездов.
Сидя перед недоеденным завтраком, Руди чуть было не дал слабину и хотел уже попросить ее не утруждаться, но все-таки ответил:
– Спасибо, миссис Габриэль, буду очень признателен, – сам факт, что он говорил по-английски в Лондоне, казалось, привносил оттенок преувеличенной вежливости в их беседы.
Лондонцы еще выпускали бумажные карты для туристов, и уже через минуту миссис Габриэль принесла для Руди целую пачку – довольно быстро, чтобы успеть проконсультироваться с начальством и получить одобрение, но слишком быстро, чтобы организовать хвост. Впрочем, Лондон намного опережал все другие города на планете Земля по количеству средств наблюдения, и у любого знающего свое дело профессионала хвост был готов всегда, двадцать четыре часа в сутки, на любой экстренный случай.
Карты были потрепанными и мятыми от постоянного складывания и бесполезными в профессиональном смысле. На них имелись маленькие мультяшные картинки с примечательными зданиями и большая реклама от корпоративных спонсоров. Карта метро вообще не обещала ничего хорошего – разноцветная схема, бросающая путешественникам вызов.
Выйдя на Кингс-Бенч-уок, он поборол желание остановиться и разглядывать каждого проходившего мимо клерка, барристера и туриста. Нужно было двигаться.
Через арку на Флит-стрит – и там он задержался, пытаясь разобраться в обстановке.
Он понял сразу, что это не европейский город. Можно посетить Париж, Брюссель или Мадрид, или даже Санкт-Петербург, и сразу понять, что ты в Европе. Лондон был другим. Лондон был… он даже не мог объяснить каким. Он просто стоял и наблюдал за обычными работниками и туристами, слышал обрывки разговоров на дюжине языков. Лондон точно был город-космополит. Более того, это был город иммигрантов. Сперва – волны завоевателей. Римляне. Норманны. Затем волны иммигрантов из… ну, отовсюду. Евреи, гугеноты, сомалийцы, бангладешцы, индусы… Список можно было продолжать бесконечно. Руди даже наткнулся в одной из книг мистера Бауэра на безумную историю о беженцах из Трои, которые в некоем туманном прошлом якобы поднялись по реке и обнаружили этот город.
Телефон ему, разумеется, никто не вернул, как не предоставили и замену. Где-то в пути пропали и часы Яна, что его несколько беспокоило. Но сейчас он решил, что простоял достаточно, чтобы за ним организовала хвост даже самая неуклюжая служба безопасности, так что повернул направо и начал спускаться по склону Флит-стрит к собору Святого Павла.
Через пятнадцать или двадцать минут он пришел к выводу, что если за ним кто-то и следит, то делает это фантастически хорошо. Руди гордился тем, что умел замечать наружку, а сейчас он не видел ничего хоть сколько-нибудь подозрительного. Он попробовал четыре-пять довольно ленивых способов сбросить хвост, чтобы люди из «Смитсоновских палат» начали его недооценивать – это всегда туз в рукаве, но по завершении он не заметил, чтобы кто-то восстановил слежку. Ладно. К черту.
Тогда он просто забыл о наружке и часами гулял с картой в руках. Он долго и вальяжно обходил Сити – квадратную милю, заключавшую самую старую часть Лондона и принявшую некоторые финансовые институты города. Вышел из Сити в Вест-Энд навстречу театрам. Прогулялся вдоль изумительно первобытного китча на лотках в Ковент-Гарден. Постоял на Трафальгарской площади и поглазел на колонну Нельсона.
Карта, которой он пользовался, была выпущена еще шесть лет назад, до большого теракта с заминированным грузовиком, после которого в Уайтхолле остался шестиметровый кратер, а всю улицу перекрыли. Он постоял у ворот, глядя в сторону Вестминстера, затем отвернулся и пошел к набережной, пересек дорогу и почти час сидел на скамейке, наблюдая за Темзой и разными рабочими и туристическими судами, идущими вверх и вниз по реке. Лондон, решил он, безумное место, совершенно самобытное, абсолютно уникальное. Он решил, что ему здесь нравится. Задался вопросом, сможет ли сбежать в эстонское посольство и примут ли его там в случае удачи.
Наконец над ним взял верх голод, и он вернулся по набережной к станции «Темпл», вышел через боковые ворота на Темпл и вошел в «Смитсоновские палаты», где миссис Габриэль уже приготовила дорстеп-сэндвичи – и почему местные в таком восторге от больших ломтей белого хлеба? – с вареной курицей и большой чайник йоркширского чая.
* * *И так продолжалось день за днем, неделя за неделей. Он покорно ел угощения миссис Габриэль, упорно осиливал библиотеку мистера Бауэра, выходил на прогулки. У него не было денег на общественный транспорт; он заглядывал в интернет-кафе, надеясь застать оставленный терминал с остатками кредита, но безуспешно. Он думал, что наткнулся на какие-то границы, когда попросил денег на проездной, чтобы исследовать метро, и получил отказ, но по этому поводу никто не раздувал из мухи слона. Строго говоря, это даже сложно было назвать отказом. Однажды утром он мимоходом поднял эту тему в разговоре с мистером Селфом, и мистер Селф ответил, что подумает, и больше никогда к этому не возвращался. Он собирался повторить просьбу, но намек понял и так.
В любом случае, центр Лондона оказался на удивление маленьким, когда он в нем освоился. Все самое важное находилось в шаговой доступности – главное, чтобы нравились пешие прогулки. От восточной окраины Сити до западного конца Оксфорд-стрит – полтора часа неспешного променада, а от Юстон через весь мост Ватерлоо к высоким стеклянным и стальным кварталам Южного берега – и того меньше. Ничего сложного. А когда все привыкли к его новому времяпрепровождению, миссис Габриэль даже стала делать бутерброды и давать с собой на прогулку маленький пакетик фруктового сока. Эта привычка, эта обыденность – именно то, чего он и добивался, разумеется. Знали это и обитатели «Смитсоновских палат» и поощряли его. А он этим пользовался. А они позволяли. И так далее. Ему становилось искренне интересно, когда им надоест играть в эту игру. Он подозревал, что очень нескоро. Самое устойчивоое впечатление, которое создалось у него о тех, кто его удерживал, не считая необычного подхода к работе, – что они
