Таллис осознала, что юноша трясется. Она взяла его руку, холодную как лед.
И тут она вспомнила историю о Лесе Кости и Ясень, которая терла веточки друг о друга, добавляла кость и посылала легконогого охотника в странный лес, где охота была магией.
«Я – Ясень, – подумала она. – Я – Ясень».
– Я помню, как отец рассказывал о Земле Призрака Птицы, – продолжал Скатах. – Ужасное место. Место зимы и медленной смерти, место великой битвы. Место, где томятся в ловушке души. Темная часть Лавондисса. Когда ты создаешь его, оно призывает злых призраков из глубин двадцати тысяч лет. Вот почему пришли Ойзин и пожиратели плоти. Придут и другие. Земля Призрака Птицы – злое место. Бедолага Дженвал… Часть историй, которые рассказывают о Джагутин, содержит их Семь Путешествий под Луной. В одной из них рыцарь уничтожает гиганта, переодетого в птицу. Но я не ожидал, что он так быстро призовет свою судьбу. Обычно сначала появляются признаки зова…
Он нервно оглядел ночную землю, посмотрел в небо, понюхал воздух и послушал шуршание ветра.
– Так мало времени, – сказал он. – Мы должны вернуться на край леса перед рассветом. Мы должны найти твое животное-проводник.
Он взял Таллис за руку, и они вместе добежали до дороги, ведущей в Райхоупский лес. Запыхавшаяся Таллис остановилась и сумела выдохнуть:
– Кто твой отец?
– Сейчас, боюсь, холодные кости, – ответил Скатах. – Я не был дома много лет, и мы бегали по разным лесам. Но, если он жив, он может нам много рассказать. Много лет он жил на самом краю Лавондисса. И он может объяснять намного лучше меня. Он понимает путь призраков, путь шамана, путь сна…
– Но кто он? Ты сам сказал, что он из моего мира.
– Ты читала о нем в Книге. Он – главная причина того, что я здесь. Он послал меня сюда. Но, боюсь, я подвел его…
– У-Дж… – сказала Таллис. Скатах остановился у края леса и напряженно смотрел на то место, где Дженвал уничтожил Ойзина. Он казался напряженным, готовым к любому действию.
– Человек, живший в святилище, был большим другом моего отца. Его звали Хаксли. Он умер в этом, запретном мире; в него попала стрела, выпущенная десять тысяч лет назад. Но мой отец вошел в лес, подошел близко к сердцу и стал Уин-райятуком. Он нашел и мир, и магию.
Уин-райятук.
Часть слова Таллис узнала сегодня утром, после встречи с пожирателями плоти. Ребенок выкрикнул странные слоги, как если бы испугался… или узнал. Райятук.
А Уин?
Уинн-Джонс, ну конечно! Коллега Хаксли, маленький человек, помогавший Хаксли исследовать первобытный лес и живущих в нем мифаго.
Уинн-Джонс был ученым. Значит, Скатах – получеловек-полумифаго, сын плоти и леса, ученого и мифа; сын дочери легендарного вождя, призванной духом земли и выполнившей соглашения своей собственной забытой истории.
Таллис хотелось подбежать и обнять своего мужчину, своего Юного Оленя. По причинам, в которые ей не хотелось вникать, она чувствовала к нему любовь и печаль. Но тут он внезапно радостно закричал и через высокую траву помчался туда, где человек вел хромающую лошадь к Полю Найди Меня Опять.
Дженвал пережил встречу с Ойзином.
IV– Джагутин – легендарные охотники, – прошептал Скатах Таллис позже, уже ночью, когда они сидели вокруг маленького костра, зажженного на поляне. Он рассказал, что в той легенде было много форм мифаго, восходивших ко времени, полностью неизвестном в запретном для Скатаха мире, Англии. Первые формы Джагутин были скорее искателями, чем воинами. Из всех кланов выбрали лучших охотников и поручили следить за тем, что позже назвали «Ледниковым периодом». Они обыскивали долины, плато и леса в поисках стад животных и помогали кланам найти тепло и еду в мире, который решил их уничтожить.
Во время жизни в диких лесах Скатах встречал поздние формы всех двенадцати. Их число никогда не менялось, почему – не знал никто. Двенадцать всадников скакали вместе, двенадцать одиноких душ, которых схватил и тянул за собой ветер судьбы. Их могли призвать в любое мгновение, и голос, призывавший их, был голосом Земли, а фигура – фигурой Женщины. Ее называли Джагад. И когда она сгибала палец, один из Джагутин отправлялся путешествовать через века и никогда не возвращался. И входил в легенду.
Сейчас от всего отряда героев осталось только три всадника. Сам Скатах был «чужаком», фигурой, тоже прославленной в мифах. Сегодня вечером он решил, что Джагад решила призвать Дженвала, но нет: на этот раз героический поступок не оторвал воина от товарищей.
В последнее время появились другие формы Джагутин. Некоторые из них были дикими и странными: высокие, одетые в меха мужчины, с рогатыми головами или с ветвями дерева, маскировавшими их настоящую природу. (Одним из таких деревьев был Боярышник, под который сам Скатах маскировался в земле «первой плоти» и к которому – наряду с дубом – Таллис чувствовала особую симпатию.) Уинн-Джонс рассказывал истории об Артуре, круглом столе и о рыцарях, одетых в броню, сверкавшую, как вода при луне; ее не могла пробить самая быстрая стрела. На самом деле это были последние формы Джагутин, потерявшие свои древние имена. Скатах видел их мельком, и ему они показались призрачными, почти нематериальными. В основном он встречал более ранние формы, скорее дикие; они искали места и тотемы, смысл которых он не мог понять.
Но Таллис могла бы.
– Если бы я более внимательно слушал отца… – мрачно пробормотал Скатах. – Он так много понимал! Но, как я уже говорил тебе, в цикле легенд о Джагутин есть одна, рассказывающая об «изгнаннике», чужаке, сверхъестественной фигуре, обладающей знаниями и талантами, которыми не обладают сами Джагутин. В лесу такие персонажи изменяют легенду, придают ей другой вид. Если Гарри пришел в лес, он, скорее всего, путешествует вместе с Джагутин, в одной из их форм.