Его оракул.
Стоя между деревянными монолитами, он мог видеть то, что они охраняли. Домик Мертвых. Краиг-морн, на языке тутханахов: кожа-холодный-земля-место. Он всегда думал о нем как о пристанище для костей.
Насколько он смог судить, тутханахи были кланом из позднего неолита, приплывшим сюда с запада Европы: они строили домики мертвых; резали дерево и камень; охотились больше, чем выращивали; были не жестоки и обладали развитой концепцией потустороннего мира: они запускали в большие водовороты маленькие лодки и уходили по спирали внутрь земли, в «море-света». Он исследовал их легенду, которая превратила этот конкретный клан в миф. Безусловно, они были теми самыми легендарными строителями гигантских мегалитических могильников, разбросанных по Ирландии, Британии и Франции. И ими правило божество – дух реки.
Конечно, тутханахи были мифаго, но их создавал не он. Кто-то побывал здесь до него, усеял этот мрачный лес осколками своих снов. Но среди тех, кто вышел из его «первоначального эха», нейромифологической зоны первозданного подсознания, был ребенок. И этот ребенок зачаровал Уина. В высшей степени. И вселил в него ужас.
Десять гигантских деревьев глядели на него, их лица не столько представляли предков создателей тотемов, сколько являлись символами бессознательного. Похожие на собаку, луну, рыбу, сову или призрака, они были проявлениями более глубокого образа и вместе давали силы творить видения.
Как бы он хотел попасть в мир, в котором родился – только для того, чтобы обсудить эти идеи с другими учеными. Он так много видел. Он нашел потерянные легенды. Он понял механизм наследования из прошлого. И не было никого, ни одной души, кому он мог бы рассказать об этом. Он все записал на листах пергамента, добытых у странствующих мифаго из будущих времен или сделанных им самим из мела и обрывков одежды, найденной в лесу: материальные остатки растаявших мифаго, поглощенных лесом.
– Уин!
Через колючий кустарник пробралась девочка и забралась на земляной вал. Она изумленно посмотрела на изменения и, видимо, встревожилась. В руке она держала маленькую черную куклу, а на ее груди висело грубое костяное ожерелье, которое задребезжало, когда она скользнула вниз, внутрь загородки.
– Почему ты пришла? – спросил Уин у дочери.
Она стояла перед ним, круглолицый ребенок, завернутый в серые и коричневые меха, в сапогах и брюках[51] из оленьей кожи. Светлое лицо, темно-коричневые, почти миндалевидные глаза. На верхней губе бусинки пота. Несколько дней назад ее черные волосы заплели в косички и смазали жиром, для блеска. Сейчас они расплелись и в них застряли кусочки листьев.
– Это мой первый райятук, – сказала Мортен, протягивая куклу отцу. – Я сделала ее сегодня утром.
Уин взял куклу и повертел в пальцах. Мортен обожгла ее на огне. Узнаваемого лица не было, но она выцарапала круги, достаточно характерные. Чутье, рожденное годами опыта, подсказало ему, что она использовала терновник.
– Как она может быть райятуком? – многозначительно спросил он. Мортен озадаченно посмотрела на отца. – Из какой части дерева ты ее сделала?
Внезапно она поняла и усмехнулась:
– Из ветки…
– Значит, это?..
– Иньятук! – крикнула она. – Голос ветра!
– Верно! Ствол переносит голос костей, которые живут среди камней земли; ветви распространяют голос семян, насекомых и крыльев птиц. Совершенно разные функции.
Мортен посмотрела на десять огромных идолов, райятуков.
– Скоген изменился, – нахмурившись, сказала она. – Он другой.
– Опять ты права… – Уин был доволен собой. Он предсказал, что Мортен – наполовину человек, наполовину создание леса, как и ее пропавший брат, бедный Скатах – будет замечать изменения, как человек. Тутханахи, мифаго, их не ощущали.
– Скоген изменился. Что это говорит тебе?
Она пробежала пальцами по костяному ожерелью; прикосновение к холодным гладким бусинам вселяло в нее уверенность. Чудесные сияющие глаза девочки завораживали его; ее мать тоже была прекрасна. Теперь от красоты остались только холодные кости, ставшие коричневыми в затхлом воздухе домика мертвых.
– У земли новый голос, – ответила Мортен.
– Да. Голос снаружи, из мира призраков, о котором я часто рассказывал тебе.
– Англия, – сказала она, верно произнеся имя.
– Да. Кто-то из Англии. Он идет сюда. И он вызвал изменение.
Уин протянул дочери руку. Она с радостью взяла ее одной рукой, держа куклу в другой. Они медленно обошли полукруг статуй. Что-то мелькнуло в открытом входе в дом костей.
– Шакал! – прошептала встревоженная Мортен.
– Птицы, – возразил отец. – Птицам разрешено летать между мертвых. Но только им.
Девочка расслабилась. Они продолжали медленно идти. Над лесом собралось темное облако. В воздухе пахло снегом.
– Десять масок, чтобы видеть деревья, – продекламировала Мортен слова отцовской магии, – и десять деревьев, чтобы переносить голоса…
– Когда они говорят? И о чем?
Она забыла ответ. Уин взъерошил ее волосы и улыбнулся:
– Тогда расскажи, что они видят!
– Да! Деревья отбрасывают более длинные и старые тени, чем тутханахи. Они видят дальше, чем могут видеть люди.
– Отлично! В конце концов мы сделаем из тебя Мортен-райятук!
Опять что-то зашевелилось в домике мертвых. Уин нахмурился и толкнул Мортен назад. Она была еще маленькой, и ей не разрешалось заходить за охранный круг деревьев.
– Это не птица, – сказала Мортен, широко открыв темные глаза. Она прижала куклу к груди, как если бы защищала ее.
– Кажется, ты права.
Уин-райятук осторожно прошел между идолами, задевая их массивные тела плечами. Ему показалось, что земля слегка вздрогнула, когда он вошел в запрещенное место. Узкий вход в домик мертвых был темным и пустым. На человека обрушился сильный запах разложения, пепла и гниющих тел. Трава, росшая на покрытой дерном крыше, стала слишком длинной; верхушки камней, образовывавших вход, спрятались под землей. Самые естественные изменения. Но то, что произошло в течение ночи, было работой скогена. Вдоль входа стояли шесты с унылыми тряпками, одеждой мертвых, хлопавшими на ветру; тишина дома костей поглотила плоть, которую они когда-то согревали.
Уин-райятук вошел в темноту его владения и пошел по длинному внутреннему проходу. Крышу поддерживали два ряда дубовых колонн. Между стволами стояли урны с прахом тех, кого сожгли, и выдолбленные камни, в которые помещали серое вещество из их черепов – угощение для птиц. В других местах находились кости тех, кто умер бездетными. В дальнем конце дома лежали сморщенные воняющие тела двух утонувших тутханахов. Их нельзя было сжигать, пока дух воды не выйдет из их тел.
Безусловно, здесь побывали шакалы. На каменном полу валялось несколько мясистых костей со следами зубов. Свою долю получили и падальщики: для них было оставлено несколько дыр в крыше. Через эти травянистые окна в дом проникал слабый свет. В тенях летали две птицы.
А вон там…
В полумраке зашевелилась испуганная тень мальчика, прилипшего к полу. Он держал длинную кость ребенка.
– Положи ее обратно, – мягко сказал Уин-райятук.
– Мне она нужна, – возразил Тиг.
– Положи ее обратно. Ты должен был сначала спросить меня.
Мальчик метнулся за одну из деревянных колонн. Уин вышел
