– Верни кость в краиг-морн, Тиг.
– Мне она нужна. Ты не должен забирать ее у меня.
– И для чего она тебе? Что ты будешь делать с ней?
Тиг съежился и посмотрел направо, на охранный круг тотемов; они отвернули от него лица. Он был напуган, но вел себя вызывающе, и Уин уже какое-то время ожидал этого момента. Не так давно Тиг изменился. Он остался восьмилетним мальчишкой с острым эльфийским лицом, кошачьими глазами и черными волосами, завязанными лентой из шкуры выдры, но детского в нем стало меньше, и он начал выглядеть как труп: вытянувшийся, изможденный и смертельно бледный. Уин достаточно хорошо знал, чем мальчик занимается: он «путешествует», «летает…», выходит из своего тела; часть обычной практики шамана. Самое нормальное изменение, скоген тут ни при чем. Но напряжение и физическое истощение уже брали с него дань. На нем были такие же штаны из волчьей шкуры, как и на Мортен, но он воткнул в них сотни острых костей птиц; некоторые из них вошли в его тело, черная кровь запятнала серый мех. И он исполосовал себе все лицо (хотя и не очень глубоко). Он хотел стать шаманом, стражем памяти. Но еще не стал даже райятуком.
– Что ты будешь делать с ней? – опять спросил Уин.
– Я изрежу ее и высосу призрак, оставшийся в ней.
Уин покачал головой:
– Призрак этого ребенка уже вернулся к людям. Когда они съели его тело. В кости нет никакого призрака.
– В кости всегда есть призрак. Я высосу его и как следует наемся. И стану белой памятью жизни, могильным привидением, самой костью. А кости всегда переживают перья. Моя костяная магия станет сильнее твоей птичьей.
– Ты, Тиг, еще мальчик. У тебя нет магии. И ты – мой сын.
– Я не твой сын… – зло прошипел Тиг, тряхнув головой.
От жестоких злых слов мальчика Уин вздрогнул и замолчал. Он посмотрел на Тига. В раскосых глазах не было слез, но все-таки мальчик заколебался.
Итак, он догадался. Удивительное дело, для мифаго. Уин всегда знал, что рано или поздно Тиг узнает правду о своем рождении. Так рассказывал миф – Тиг должен был догадаться. Он уже давно понял, что у него нет матери. И тутханахи, кормившие и одевавшие его, всегда относились к Тигу настороженно. Вместе с Уином и Мортен он жил в маленькой квадратной хижине, за деревней, но большую часть времени проводил на лесных полянах, редко заглядывая домой.
Тутханахи были олицетворением легенды. Как и Тиг. Два мифа – тутханахи и Тиг – наложились друг на друга. Такое странное сращение двух историй создало новую, одну из самых ранних из цикла о «чужаках»: мальчик со странным талантом живет среди народа, которому предназначено стать великим под его руководством. Через несколько тысяч лет этот миф повторится в более запоминающемся виде! Но суть не изменится, останется той же, что и четыре тысячи лет назад. Много столетий этот неолитический клан жил странной жизнью, поклоняясь не одному, а десяти тотемическим существам. Тиг должен что-то сделать с ним, возможно преобразовать своей магией, подействовать на сознание людей. В любом случае ко времени рождения Уина эта история давно стерлась из живой памяти людей всего мира; тем не менее она обладала огромной силой и, конечно, сохранилась в тенях…
Сам Уин не играл никакой роли в историях Тига и строителей мегалитов. Его проницательность, мудрость, понимание природы, понимание людей – все это неизбежно привело к тому, что он стал шаманом клана. В конце концов, не зря же он закончил Оксфорд! Он хорошо ел и хорошо одевался. С ним советовались по поводу охоты. Он женился в клане и ухитрился зачать ребенка (и сам поразился своей потенции).
Раньше он жил в самой деревне, сейчас выстроил дом за ее изгородью. И его постоянно беспокоила одна мысль: теперь, когда он стал шаманом, не должен ли он сыграть какую-то роль в истории Тига?
– Я считаю, что земля меняется, – сказал Уин-райятук мальчику. – А ты что скажешь?
Тиг понюхал воздух:
– Пахнет новой зимой. Новым снегом. Да. Меняется.
– И почему?
Тиг какое-то время напряженно размышлял, потом что-то понял.
– Новый призрак в стране, – зло прошептал он и громко сказал: – Я должен сразиться с ним. А для этого мне нужна сила людей!
И он вызывающе тряхнул костью.
Мортен, стоявшая за спиной Уина, беспокойно поскребла ногтями по одному из тотемов. Тиг посмотрел в ее сторону, но ничего не сказал. На самом деле они не были братом и сестрой, но жили в одном доме и оба когда-то называли Уина «папой». И за все это время не сказали друг другу ни одного слова. Похоже, Тиг вообще не видел девочку.
Движение Мортен отвлекло Уина. Испугавшись, что девочка войдет на запрещенное для нее место, он слегка повернулся, и в это мгновение Тиг вылетел из домика мертвых, проскользнул мимо него, перебрался через земляной вал и бросился в кусты.
– Черт побери!
Уин бросился за ним, но слабое тело и старые кости не могли тягаться с молодыми мышцами. Он успел только взобраться на вал, а Тиг уже несся через заросли терновника. Вскоре он исчез в лесу. Потом Уин заметил отблеск солнца на бледном лице: Тиг слегка высунулся из убежища в подлеске и смотрел на своего создателя.
Мортен и Уин спустились с холма и пошли по хорошо заметной тропинке среди огромных раскидистых дубов. Они обогнули большую поляну, на которой стояла деревня, мельком посмотрели на палисад из жердей и кольев, увенчанных мрачными черепами зверей. В деревне бил барабан и слышался веселый детский смех.
Наконец они вышли к широкой реке.
Здесь было светлее – над водой листва редела. Всюду стояли покрытые перьями шесты, каждый представлял одного из мертвецов клана: трупы переносили сюда, чтобы они полежали в объятиях духа реки, потом забирали в домик мертвых и оставляли гнить; через какое-то время их расчленяли и сжигали.
Мортен ненавидела это место, предпочитая более зеленые и веселые охотничьи тропы вниз по реке, где река становилась глубже, а рыба – жирнее; там стояли странные руины, которые можно было исследовать и в которых обычно разбивали лагерь.
Тутханахи сюда не приходили, если, конечно, не несли разлагающийся труп, но Уин не боялся духа реки, и его дочь частично унаследовала его здравый смысл.
Однако сейчас она рассталась с ним и побежала вдоль берега, надеясь найти добычу для своего короткого копья, костяных крючьев и сплетенной из кишок сети. Он услышал, как она шлепает по мелководью, и какое-то время глядел, как темный силуэт движется на фоне блестящей желто-зеленой листвы,
