Она посмотрела вверх и не увидела ничего.
Настали сумерки, и Таллис, замерзшей и голодной, пришлось вернуться в домик мертвых.
На земляном валу горело пять костров. Между ними бегал Тиг, играя на костяной свирели. Наконец он остановился и хрипло прокричал, наверно бросая вызов птицам. Потом нервно посмотрел на небо и подозрительно на Таллис. Она, не обращая на него внимания, вошла в ограду и почувствовала запах жарящейся еды. Тиг заколол копьем несколько маленьких животных, и они шипели над пламенем костра.
Ничего не спрашивая, она съела несколько кусочков жилистого неприятного мяса, после чего ей совсем расхотелось есть. Тогда к костру подошел Тиг, немного поел и облизал пальцы. От него отвратительно пахло, и он весь трясся.
– Мортен пытается убить меня, – сказал он. – Я убил ее отца, старого шамана. И она разъярилась. Она попытается отомстить за его смерть. А потом убьет тебя.
– Она уже могла это сделать, – ответила Таллис. – Она ударила меня трижды и оставила истекать кровью.
– А ее брат, Скатах, он мертв?
– Да.
Тиг задумчиво кивнул:
– Часть меня думает «как хорошо». Но другая часть, старик, опечалена, хотя он знал, что так и будет.
Волнение, вызванное его словами, на какое-то время лишило Таллис речи, и она молча глядела, как он оторвал себе еще один кусок мяса, быстро сжевал его и настороженно огляделся.
– Старик живет в тебе? Уин-райятук?
Тиг улыбнулся. Наверно, он ожидал, что Таллис сама все поймет. Он спокойно посмотрел на нее, почти с нежностью:
– Я уже говорил тебе. Я съел его сны. И сейчас говорю на его языке. Я помню все то, что помнил он. Оксфорд. Его друга, Хаксли. Дочь, Энни. Англию, ужасное место.
– Не настолько ужасное, как то, где я была все это время.
Какое-то мгновение он колебался, возможно искал подходящий сон Уинн-Джонса.
– Значит, ты нашла место льда? Лавондисс?
– Да, как кажется. Я прошла через первый лес. Я сама стала лесом. Наверно, я вошла в собственное подсознание… даже не подозревала, что может быть так больно. Я чувствовала себя изнасилованной, поглощенной, но все-таки любимой. – Она покачала головой. – Я не знаю, что я чувствовала. Всю жизнь я думала, что Лавондисс – мир магии. Холодный, да. Запретный, да. Но я считала его огромным, во всех отношениях. И обнаружила, что это место убийства. Вины. Ужаса. Место, в котором родилась вера в переселение душ.
– Это и есть огромный мир, – медленно сказал мальчик голосом Уинн-Джонса. – И каждый видит его по-своему. Ты вошла в часть, предназначенную для тебя. И для Гарри, конечно. Вы оба родились с памятью о некоем древнем событии и множестве мифов и легенд, которые оно породило. Чем ближе ты подходила к месту, поймавшему Гарри в ловушку, тем больше твое подсознание и лес взаимодействовали, создавая путь, через который ты должна была войти в этот мистический ландшафт. Для тебя, как и для всех нас, Лавондисс – память о древних временах.
– Да, сейчас я это поняла, – тихо сказала Таллис, видя пустоту в глазах юноши, рот которого выговаривал слова ученого, жившего через пять тысяч лет после него. – Я еще в детстве создала место нашей встречи, по образцам, которые мне оставил Гарри.
– И ты нашла Гарри? – прошептал Тиг.
– Он попал в ловушку в то мгновение, когда я создала Землю Призрака Птицы из видения о великой битве на поле Бавдуин. Именно я закрыла для Гарри путь из Лавондисса. Я прогнала птиц от могилы Скатаха и одновременно изгнала их из снежного мира, где Гарри находился в виде призрака в костях одного мечтательного мальчика, второго в семье. В конце концов они сожгли меня и заклинание рассеялось, птицы вернулись. Он добыл себе крылья и улетел. Я видела его только одну секунду и не могла обнять его. Мне кажется, что я потерпела поражение.
– А как вернулась ты? – спросил Уин.
Таллис улыбнулась:
– Ты сам сказал, что даурогов создала я, а не Гарри. Ты был прав. По меньшей мере в отношении одного из них. Я была Падубой. Я вошла в нее и видела, как мы – ты, Скатах, я – скачем по берегу реки. В первом лесу я провела тысячи лет, старым деревом. Я видела странных созданий и вымерших животных. Меня называли Старым Молчаливым Деревом, и я росла в самом сердце леса, там, откуда все начиналось. Но когда я вернулась оттуда, в виде Падубы, время пошло быстро. Я хорошо помню, как она смотрела на меня, когда мы путешествовали вместе. И как я смотрела на нее. Падуба и я были одним созданием. Я создала ее для пути домой. Даже когда я вошла в тот мир, это был путь домой. До сих пор это мне кажется странным, хотя ты и предупреждал меня. Ты сказал, что путешествие в неведомый край часто оказывается путем домой. Я проделала путь в обоих направлениях.
На мгновение Тиг сгорбился, потом опять выпрямился и посмотрел на нее:
– Это то, что слышал старик. Он сам не понимал истинный смысл.
Он замолчал и пошевелил огонь под почерневшими тушками маленьких животных. Он, как и Таллис, съел мало, но никто из них не хотел есть. Серебряный свет луны пробивался через чреватые грозой облака, дул свежий ветер. Таллис поискала в сверкающих глазах Тига следы Уинн-Джонса, но старик был только беспокойным духом, элементалью, порхающей в ветках призрачных деревьев – сознании Тига. Его голос стал дуновением древнего ветра. И он быстро таял. Впрочем, Тиг тоже не походил на долгожителя.
Ударили крылья; потом птица улетела. Таллис уловила холодный взгляд юноши.
– Она приходит за мной, опять и опять, – прошептал он, своим голосом.
– Я могу защитить тебя, – сказала Таллис.
– Я прогоню ее сам. Моя работа еще не закончена. Надо еще многое сделать, чтобы вернуть людей. Я – страж знания о путях земли. Она должна держаться подальше от меня, пока я не закончу.
Таллис вспомнила рассказ Уинн-Джонса о легенде Тига. Он умрет ужасной смертью. Она вспомнила и то, что – если верить Уинн-Джонсу – Мортен однажды станет Мортен-райятук. Таллис попала в мир магии. Все вокруг нее казалось отражением одной и той же магии. Она была в Тиге, в Мечтателе-Гарри, в ней самой. И если Скатах сумеет восстать из мертвых, он будет человеком с магией. И, конечно, магия была в Мортен.
Тигу суждено умереть молодым. Но до того он должен передать свои знания воскресшим тутханахам. Странное видение, очень старое воспоминание. В земле действительно жила старая память, и Тиг стал ее носителем. Если он умрет, тутханахи не возродятся. Хотя, быть может, Мортен?
– Уинн-Джонс, ты еще здесь? – тихо позвала Таллис.
Он вышел вперед, раздвинув прутья деревянной клетки и заставив
