— На нас напали каннибалы, — дрожащим голосом сообщил охранник Джузеппе. — Их предводитель сказал, что съест меня.
— Да я сам его!.. — Пучелло угрожающе вращал глазами и потрясал арбалетом.
— Тише. — Моник подняла руку, призывая всех замолчать.
Грохот прекратился, голоса снаружи становились все громче, там разгоралась перебранка. Один из голосов был ей прекрасно знаком. И Моник уверенно отодвинув засов, распахнула дверь и бросилась на шею Гэбриелу ван Хорну.
— Я соскучилась, любовь моя.
Юноша покачнулся, но на ногах устоял.
— Утешьте его, красавица. — Звонкий голос говорившего был ломким, будто его обладатель только переступил порог взросления. — Ардерские аристократы с трудом переносят поражения от провинциалов.
Моник повернулась. Действительно, почти мальчишка, тонкий, горячий, страстный. И хорошенький, даже подсохшая струйка крови на лбу не портила пикантную мордашку. Провинциал поклонился, держа руки перед грудью:
— Граф Шерези к вашим услугам, леди, всегда и особенно сегодня, в случае если доблестный ван Хорн окажется не на высоте.
Оба спутника графа ухмылялись, третий — а был, оказывается, еще и третий — с трудом поднимался с мостовой, придерживаясь за стену заведения.
Моник смерила юного наглеца строгим взглядом, остановив его, впрочем, в районе многозначительно оттопыренного гульфика.
— Мою милость вам придется еще заслужить, граф. Я не из тех девушек…
— Граф Шерези! — Пучелло несся к ним, размахивая арбалетом.
Моник побледнела, ибо оружие все еще было заряжено. Такой милый нахал, какая жалость…
— Дорогой племянничек! Как же я рад вас видеть!
Арбалет полетел в сторону, механизм сработал от удара о мостовую, Гэбриел за ее спиной охнул, а юный нахал прыгнул вперед, сбивая Моник с ног.
Куртизанке показалось, что время замедлило свой бег. Пронзительный свист рассекаемого арбалетным болтом воздуха, боль в ушибленной спине, тяжесть графского тела, которым тот прижимает ее к земле, локон смоляных волос, отделившийся от его шевелюры.
Реальность ускорилась.
— Басти, ты ранен? — закричал кто-то, оттаскивая Шерези от оглушенной девушки.
— Моник! — Это уже Гэбриел приподнял ее за плечи. — Ты не пострадала?
— Я? Да, кажется, вполне может быть…
И прекрасная куртизанка лишилась чувств в объятиях своего любовника.
Нырнувший в пучину боевого безумия великан и я, чьи члены наливаются слабостью от подступающего ужаса. Какая до боли знакомая ситуация! Только теперь рядом нет Мармадюка, способного совладать с Виклундом.
— Оливер, — пискнула я, потянув того за край плаща, — держи себя в руках.
Он обернулся и предпочел держать в руках чью-нибудь шею, например мою.
Я пискнула, затем охнула, придавленная к мостовой его телом.
— Бастиан? — Патрик схватил меня за плечо, вытаскивая из-под обмякшего великана.
— Ты знаешь, куда ему нажимать, чтоб остановить безумие? — Я отряхнулась и склонилась в нижайшем поклоне. — Благодарю.
— Пустое. — Ленстерец смотрел куда-то через мое плечо. — Эту науку мне пришлось освоить в самом начале нашего с лордом Виклундом путешествия. Тебе тоже стоит научиться, наш друг впадает в это состояние по поводу и без. Неужели он следит за нами?
Последняя фраза была произнесена абсолютно другим тоном и заставила меня обернуться.
По узкой улочке, преувеличенно осторожно обходя лужи и городской мусор, к нам приближался меченый красавчик ван Хорн. Один, без сопровождения.
— На этот раз столичный аристократ изволил потерять карету? — приветствовала я его.
— Что ты здесь делаешь?
— Я возвращаю вопрос. Что ты делаешь здесь? И почему пешком? И, кстати, как ты нашел меня в трактире, чтоб сопроводить на место дуэли?
Патрик стоял за моей спиной настолько близко, что я чувствовала тепло его тела.
Ван Хорн ухмыльнулся:
— Ты вернул больше одного вопроса. Но что ж, изволь. Свою карету я одолжил достойным лордам Виклунду и Туреню, здесь я дышу свежим воздухом, а трактир… Господин менестрель, который сейчас жмется к стене, за сегодняшний день достиг в столице некоторой известности. Прохожие уверенно указали мне заведение, где он развлекал публику игрой на мандолине. — Тут его взгляд остановился на Виклунде.
— Может, отлипнешь от одного своего дружка и поможешь другому?
Патрик за моей спиной встрепенулся, чтобы достойно ответить, но в этот момент дверь заведения, в которую мы так бесславно ломились несколько мину назад, распахнулась и в объятия ван Хорна подобно ночной бабочке впорхнуло милейшее создание.
— Я соскучилась, любовь моя.
Создание было закутано в дорогую паутинчатую шаль, поверх которой в продуманном беспорядке разметались пепельные локоны. Маменька моя за такую натуру ухватилась бы всеми конечностями. С таких натур хорошо аллегории плодородия изображать — обильное мягкое тело, ямочки в нужных местах.
Ван Хорн это обилие привычно обнял и прижал к груди.
Мне стало обидно, что для него открылись двери, для нас, провинциалов, закрытые, поэтому я принялась язвить, насколько хватило фантазии. Ничего особенного — невинный флирт с целью вызвать раздражение меченого красавчика. Но куртуазное общение задушило в зародыше появление нового персонажа. Ко мне, размахивая взведенным арбалетом, несся некто в ночном колпаке. Некто носатый, орущий с явным доманским акцентом:
— Дорогой племянничек!..
Остротой ума новоявленный дядюшка явно не обладал, иначе ни за что не бросил бы на землю взведенный арбалет. Полета болта я не видела, предугадать его тоже не могла, но какое-то чутье, может, женская интуиция, заставило меня молниеносно оттолкнуть аллегорию плодородия.
Уже потом, сокрушаясь о прореженной шевелюре, я поняла, что, промедли я хоть мгновение, на мостовой вместо моего локона лежала бы эта девушка.
Нас растащили. Ван Хорн, подхватив свою возлюбленную на руки, понес ее в дом. Я слегка удивилась, что делал он это почти без усилий.
Доманский дядюшка еще некоторое время носился по улице, сокрушаясь из-за своей неловкости.
— Он правда твой родственник? — спросил меня уже пришедший в себя Оливер.
— Думаю, это какая-то экзотическая доманская традиция, — не упустил возможности поумничать лорд Уолес. — Матушка нашего графа — доманка, следовательно, мы можем предположить, что для любого доманца…
— Господин Пучелло… — «Дядюшку» удалось поймать не с
