Взгромоздить куртизанку на постель было целым делом. Ван Хорн нес ее на руках абсолютно без усилий, я чуть не померла от напряжения, поднимая с пола всю эту белокурую красоту.
Уф! Моник тихонько бормотала какие-то милые глупости, восхваляя мою мужскую силу. Видимо, долгие годы тренировок позволяют ей выдавать комплименты, не приходя в себя. «…Да, моя любовь. Еще. Ты мой жеребец…» Непростая у нее работа, куда там сенокосу…
Перекатив девушку на край постели и закутав в покрывало, я растянулась поверх простыней, распрямила ноги и закрыла глаза. Когда я их открыла, было уже утро.
Обещанный мне Пучелло завтрак я вкушала в постели. Это было первый раз в моей жизни. Ну то есть в Шерези, когда я растянула лодыжку при падении с дерева, Магда кормила меня бульоном с ложечки, но сейчас все было совсем по-другому. Меня даже выпустили в купальню, к мраморному другу за засовом, а потом велели лечь и наслаждаться. Яйца пашот, хрустящая булочка с ломтиком паштета, горячий напиток, в котором я опознала отвар сухих яблок со специями — все было приготовлено и подано безукоризненно. Моник, уже облаченная в утренний туалет, внимательно следила, чтобы я съела все до крошки.
— Ты готов к свершениям, мой дорогой, — наконец решила она. — Отправляйся к королеве и завоюй ее сердце, помни, что твоя Моник всегда готова подставить тебе плечо.
Я благостно погладила ее по мягкому плечику:
— Спасибо, любезная подруга. Я уверен, что страшная тайна Шерези, которую ты узнала ночью…
— Умрет вместе со мной, — кивнула куртизанка.
Она проводила меня вниз по лестнице, застегнула колет и наградила прощальным горячим поцелуем.
Лица моих друзей, которым пришлось этот поцелуй пережидать, просились на эпическое полотно под названием «Ошеломление».
— Ван Хорн будет вне себя, Басти. — Патрик провожал куртизанку холодным взглядом. — Он отомстит.
— Мы не властны над нашим сердцем, дружище.
Я была сыта, выспалась, нисколько не боялась какой-то нелепой мести и любила весь свет, поэтому провозгласила простейшую сентенцию с самым умудренным видом:
— Вперед, миньоны, королева ждет нас!
У королевских ворот было менее многолюдно, чем вчерашним утром. За привратной башенкой обнаружился наскоро сколоченный стол, за которым двое пажей под охраной стражников обменивали на медь миньонские шевроны.
Я протянула свой, получила нитку с десятью бусинками, затем выложила еще десять шевронов — один поднятый из грязи ристалища и девять улыбками и напором отобранные у покинувшего нас давеча лорда Тьерда с соратниками. Пажи переглянулись, но без возражений отсчитали медь. Пятьдесят плюс сто десять. У меня сто шестьдесят бусин.
— Я хочу обменять первую сотню на серебро, — сказала я, звякая ожерельями. — Лорд Мармадюк говорил, что сотня медных бусин равна одной серебряной.
— Вы абсолютно правы, лорд, — поклонился один из пажей, — но мы не ожидали, что кто-нибудь из претендентов достигнет сотни в первый же день и не захватили с собой серебра. Простите, мы доставим вашу бусину через час.
Звенеть наградами было уже затруднительно, они немало весили и оттягивали руку.
— Извольте принести немедленно, я подожду.
— Как прикажете.
Я отошла в сторонку, поджидая друзей, занятых обменом. Неподалеку из портшеза вывалился мой вчерашний соперник — Турень, старательно меня не замечающий. Он подошел к столу, покачиваясь, под глазами достойного лорда залегли тени — вовсе не от усталости, а от прямого удара в переносицу.
— Вы освещаете своим присутствием наше скромное собрание, — брякнула я.
Турень бросил на столешницу шеврон, его слуга держал на весу небольшой сундучок.
— Не изволите растолковать свою шутку, граф? — Турень повел рукой, слуга поставил сундучок на стол. — Ваши шутовские экзерсисы могут быть непонятны столичной публике.
— В простонародье ваши синяки носят название «фонарь», и соответственно мы можем представить, как они освещают путь своему владельцу.
— Какой у вас в провинции забавный и образный язык.
Мой укол пропал втуне. Стало немножко обидно, но принесли серебро, и я отвлеклась на обмен. Любезный паж помог мне распустить узел нити и присовокупил тусклый серебряный шарик к шести десяткам его медных товарок.
— Как тебе это удалось? — Восхищенный Станислас поправил на шее свои бусины.
— Бесхозный шеврон валялся на земле, а еще девять я выпросил у первенцев, покинувших наше состязание под предводительством лорда Тьерда.
— И так можно было? — Оливер сокрушенно посмотрел на Патрика, чью грудь украшала ниточка всего из десяти бусин.
Кажется, арифметический счет станет в ближайшее время нашим основным занятием.
— Не печалься, дружище, мы отыщем способ увеличить твои богатства.
— Кому-то этот способ найти уже удалось. — Патрик кивнул в сторону стола.
Турень откинул крышку сундучка и стал выгребать из него связки медных бус.
— Хотелось бы узнать, что это за способ.
— С удовольствие удовлетворю твое любопытство. — Кислоты в голосе лорда Уолеса хватило бы на кувшин лимонада. — Пока ты вчера принимал благодарность одной из трех сестричек, господин Пучелло, поддержав нашу компанию, поведал нам несколько столичных историй. Наградные бусины находятся в ведении лорда Мармадюка, который падок на звон монет. А лорд Турень, отец нашего соратника, готов был с этими монетами расстаться, чтоб облегчить жизнь отпрыска.
— Вы знаете, во сколько это вылилось?
Патрик ответил. Я присвистнула. За такие деньжищи я готова была расстаться и со своими, сразу же отослав кошелек в Шерези на ремонт двух флигелей и обеденной залы.
Видимо, мои мысли читались на лице, потому что лорд Уолес покачал головой:
— Возможность истаяла на рассвете. Как только за нами закроются королевские ворота, деньги перестанут иметь значение.
— Почему?
— Мы выйдем за них лишь с победой или оставив ряды претендентов. Пучелло сказал, что сегодня же у нас изымут все деньги и личные вещи, и…
— А сам-то доманец откуда обо всем этом знает?
— Лорд-шут, в чье ведение мы отныне поступим, завсегдатай «Трех сестричек».
Видимо, в отличие от кодекса куртизанок кодекс хозяина позволял Пучелло не следить за языком.
— О чем еще вы вчера беседовали?
