— Стараюсь по мере сил.
— Ужасно, наверное, думать о том, как после вашей смерти их посадят в мешок и бросят в реку.
— Нет! Только не моих малышей!
— Ах, дорогой, боюсь, это неизбежно. Хотя, может быть, ваши родственники о них позаботятся?
Мистер Гримвиг замялся:
— Н-нет… Боюсь, что нет.
— Неужели у вас совсем нет родственников?
— У меня была кузина, но она уже умерла.
— Вам, наверное, ужасно её не хватает.
Он сухо рассмеялся:
— Она любила только деньги. В иной репе больше человеколюбия, чем было в сердце этой герцогини.
— Врёшь, старый шакал! — прошипела герцогиня. Но потом, должно быть, вспомнила о бесцветном мире, где она застряла, и добавила: — Но как благородно с его стороны так смело указывать на мои недостатки и позорить моё имя! Браво, Виктор!
— Мистер Гримвиг, если вы умрёте внезапно, не оставив распоряжений насчёт своих похорон, городские власти спустят на гроб и захоронение все ваши сбережения. Однако если вы позаботитесь обо всём заранее и закажете похороны со скидкой, то сможете сэкономить целую кучу денег. И эти деньги вы сможете завещать так, чтобы кто-то позаботился о ваших любимцах.
Судя по тому, как старик наморщил нос, мои слова заставили его глубоко задуматься.
— Пожалуй, в этом что-то есть.
— Ну вот! Я знала, что вы умнее, чем кажетесь! — Я вскочила. — Я зайду к вам на будущей неделе вместе с сотрудниками нашего бюро, чтобы снять мерку, принять плату, и всё такое. — Я похлопала его по руке в той манере, в какой деловые люди окончательно закрепляют уговор. — Когда придут Снэгсби, лучше, если вы будете лежать в постели. Стонать и кряхтеть. Ронять слюни. Если сможете намочить постель — вообще восхитительно. Когда человек настолько близок к смерти, бюро «Экономичные похороны от Снэгсби» делает дополнительную скидку пять процентов.
— Но я совершенно…
— Не забывайте о котиках, дорогуша, — мудро напоминала я. — Чем больше вы сэкономите, тем больше оставите на их содержание.
Милый старикашка покорно кивнул:
— Вы правы.
Потустороннее сияние герцогини Тринити заполнило кэб изнутри тревожным голубоватым светом, дрожащим будто под водой.
— Ты прекрасно справилась, дитя, — сказала она, паря над сиденьем напротив, пока экипаж вёз нас обратно в Паддингтон. — Я у тебя в долгу.
— Да-да, я сама не своя до добрых дел. А теперь расскажите мне, что делают с Ребеккой во Дворце Проспы.
— Тайны Вселенной недоступны моему взору, дитя. Я могу лишь уловить еле слышный шёпот, обрывок знаний, принесённый ветром. Одно мне известно точно: в тот миг, когда бедная девочка надела ожерелье, её судьба решилась окончательно и участь её с тех пор неразрывно связана с тем, иным миром.
— А как там очутился мистер Блэкхорн?
— Возможно, ошибся дорогой.
Я скрестила руки на груди:
— Вам что, совсем-совсем не стыдно за то, что из-за вас случилось с Ребеккой? Если так, нашему уговору конец.
— Я сгораю от стыда, дитя! — разрыдалась герцогиня. — Я знала лишь, что камень может убить, но не подозревала о скрытых в нём иных силах.
— И вы думаете, это вас оправдывает? — вспылила я. — Из-за вас Ребекка не встретилась со своей мамой, а ведь она только об этом и мечтала. — Гнев перегорел в моей душе, уступив место печали. — Герцогиня, пожалуйста, помогите мне. Как мне вернуть Ребекку домой?
Привидение вздохнуло, и вздох его прозвучал низко и грозно, как львиный рык:
— Я не знаю, как помочь ей, дитя, и очень сожалею об этом. Но если тебя интересуют тайны, я могу тебе кое-что подсказать, если хочешь.
Я величественно кивнула:
— Продолжайте.
— Ты ведь обратила внимание, что каждое воскресенье твои родители уезжают из дома, а тебя с собой не берут?
— Тут нет никакой тайны. Они ездят в Бейсуотер, к сестре Эзры.
Герцогиня внезапно очутилась близко-близко ко мне, её призрачное лицо замерцало перед самым моим носом.
— Проследи за ними, — прошелестела она.
С этими словами покойница просочилась сквозь крышу кэба и была такова.
Они не стали брать кэб, как никогда не брали его по воскресеньям, и пешком направились на вокзал. Там они купили билеты и сели в поезд. Но ехали они вовсе не в Бейсуотер. Я села в тот же поезд, в вагон третьего класса, следующий за тем, где ехали Снэгсби. Мы покинули Лондон и направились на юг, в сторону Сассекса.
Они сошли в городке под названием Арундел. Пешком пересекли весь городишко, не останавливаясь. Прошли по короткому каменному мосту. И двинулись дальше по единственной дороге, ведущей из города. Я была великолепна. Не девочка, а тень, еле заметно скользящая за ними. Когда Эзра останавливался вытереть вспотевший лоб, я пряталась за деревьями. Когда мамаша Снэгсби хоть чуть-чуть поворачивала голову, я бросалась в высокую траву и замирала. И всё время оставалась восхитительно незаметной!
Каждый раз, когда у дороги показывался деревенский дом, я ожидала, что туда-то и направятся Снэгсби. Но всякий раз ошибалась. Они поднялись на невысокий холм, заросший травой и полевыми цветами. Из-за холма виднелся шпиль церкви. Мамаша Снэгсби и Эзра принялись собирать большой букет, один на двоих. Потом, ссутулившись, старики вошли в ворота церкви.
Рядом был дом священника, окружённый низкой каменной оградой, и я легко перемахнула её. Перебежала довольно-таки запущенный дворик. Залезла на следующий забор и оказалась всего в десяти шагах от Снэгсби. Мы были на кладбище. Я пряталась за углом усыпальницы, украшенной мраморными изваяниями ангелов. Снэгсби стояли перед маленьким белым надгробием. Надпись мне было издалека не разобрать.
У могилы стояла каменная ваза с увядшими цветами. Эзра выбросил их. Принёс воды из колонки неподалёку. И поставил в вазу свежие цветы,
