Западное крыло первого этажа пустовало. Длинный холл тянулся к главной лестнице и прихожей, расширяясь перед ней, так, словно он рос с каждым шагом Джейн. Она открыла одну из двух дверей слева, нашла выключатель, увидела гимнастический зал с велотренажерами, приспособлениями для накачки мышц, беговыми дорожками… Первая дверь справа, как ей показалось, вела на кухню, но, открыв ее, она очутилась в странной комнате без окон, где горели потолочные светильники. Пол, выложенный белой керамической плиткой. Белые стены. В середине – стол на подставке того же цвета, что и пол, со столешницей из нержавеющей стали. Все вместе – вроде каюты космического корабля из фантастического фильма.
На столе лежала обнаженная девушка.
14Издали девушка казалась спящей, но это впечатление рассеялось, когда Джейн подошла ближе. Голубые, с лиловатым оттенком глаза были широко открыты, словно ее потрясло увиденное в последнюю секунду жизни. Странгуляционные борозды на изящной шее свидетельствовали о насильственном удушении, хотя ни галстука, ни шарфа, ни веревки, которые могли послужить орудиями убийства, поблизости не было. Кровь на подбородке стекла с языка, который несчастная прокусила в предсмертной агонии, – зубы так и остались вдавленными в мякоть.
При жизни блондинка не уступала по красоте Лу Лин, ее лицо было совершенным, а тело изваял сам Купидон. Как и Лу Лин, по внешности она оставляла Джейн далеко позади. И все же Джейн подумала: «Это могла быть я, это и есть я. Это я, только не сейчас, а завтра, через неделю или через месяц, потому что победить людей, имеющих такую власть, невозможно».
К этой комнате примыкала другая, дверь между ними была полуоткрыта.
Если бы Джейн принадлежала к тем людям, которые бегут от опасности, а не навстречу ей, она, вероятно, бросилась бы наутек. Но бежать значило обесчестить себя и еще раз предать мать, которую она уже предала девятнадцать лет назад. В этом мире не вознаграждают за бегство. Если вы бежите от чего-то, то неизбежно сталкиваетесь с чем-то похожим.
Она подошла к полуоткрытой двери, толкнула ее, перешагнула через порог.
Перед ней стояла чрезвычайно мощная газовая топка. «КРЕМАЦИОННАЯ СИСТЕМА ПАУЭР-ПАК III» – название, данное изготовителем. Такие штуки обычно встречались только в похоронных конторах.
В голове зазвучал голос Лу Лин. «Фиби, вам будет приятно сделать что-нибудь такое, чтобы я заплакала? В боли есть красота».
Джейн заранее знала, что такие вещи непременно должны происходить в месте, которое способствует осуществлению абсолютной власти и проявлению всех пороков, носители которых обслуживали эту власть. Да, она знала, но старалась не вспоминать о своем знании. Если ты – Давид, сражающийся с Голиафом, тебе не хочется заострять внимание на габаритах противника, его склонности к насилию или жестокости.
Убийства во время секса не могли случаться слишком часто, иначе пришлось бы все время искать новых девушек, похищать их или добывать иным способом, а потом программировать. Но даже если такое случалось редко, они предвидели, что время от времени это будет происходить, и приготовились к тому, чтобы порой избавляться от обременительного трупа – по-видимому, испытывая угрызения совести не в большей степени, чем нацисты или Сталин, отправившие на тот свет миллионы людей.
Джейн ощущала себя совсем маленькой, стоя перед кремационной системой. Маленькой, как ребенок.
В «Пауэр-пак» под высоким давлением подавался газ, внутри ревело пламя. Кремационную систему готовили к работе.
Поняв это, Джейн вышла в первую комнату и двинулась к двери. Из холла появились двое.
15Это были крупные, неотесанные на вид мужчины, с наплечными портупеями для пистолетов с глушителями, позволявшими мгновенно выхватить оружие.
Свой пистолет Джейн держала в руках – доставать его не требовалось. Ей даже не пришлось делать сознательных усилий, чтобы поднять его вверх: она вдруг обнаружила, что держит его перед собой на вытянутых руках.
Вошедшие никак не отреагировали на присутствие Джейн, словно та была сделана из прозрачного стекла. Они подошли к мертвой девушке, лежавшей на металлическом столе, словно образ из ночного кошмара. Тот, что был крупнее, сказал:
– Для этого нужна темнота.
– Да уже темно, – возразил другой. – Уже два часа, как темно.
– Темнота нужна, потому что пойдет дым.
– Никто не увидит никакого дыма. Система почти не дает дыма.
Присутствие тела – сам факт случившегося, – казалось, нисколько не затрагивало их.
– Хорошая система. Мне нравится. Но дым все-таки есть.
– Очень хорошая система. И в любом случае уже почти ночь.
Несколько секунд Джейн думала, что они играют с ней в какую-то интеллектуальную игру, что они сейчас вытащат свои пистолеты и повернутся к ней. Но потом она вспомнила слова Овертона: «Они не видят членов, потому что… запрограммированы».
Поверив Овертону, она решилась приехать сюда. Но, лишь столкнувшись на практике с этой формой пассивной невидимости, она поняла, как все работает.
Глаза мужчин воспринимали ее. Вид комнаты, передаваемый через зрительные нервы в мозг, включал в себя Джейн с такой же неизбежностью, как мертвую девушку на столе. Однако фильтрующая программа стирала Джейн из картины, которая формировалась в мозгу. У ворот, а потом у входной двери она воспользовалась членским номером Овертона и его паролем, и поскольку тревожная сигнализация не сработала, не известила о том, что кто-то незаконно проник на участок, охранники верили, что в доме нет никого, кроме девушек и пришедших к ним членов клуба. Картинка перед глазами отражала реальность, но мозг считывал ее с нарушениями.
Поскольку члены клуба «Аспасия» не желали, чтобы их лица появлялись где-нибудь в связи с «объектом», в программе безопасности образовалась дыра, и эта дыра спасла жизнь Джейн.
Всего лишь технология, но действовавшая волшебным образом, – темное, дьявольское волшебство, которое вызывало у Джейн недоверие. Держа охранников на прицеле, она отступила назад, подальше от них, будучи убеждена, что, если смело пройти мимо мужчин, волшебство рассеется и они увидят ее. Она отступила в угол.
Более высокий – шесть футов и четыре дюйма, не меньше, – прошел в дверь крематория. Второй остался у стального стола и разглядывал обнаженное тело мертвой девушки. Если бы он поднял голову, то посмотрел бы прямо в тот угол, где стояла Джейн.
Потом он нахмурился. До этого лицо его было настолько пустым, что Джейн усомнилась: мелькала ли когда-нибудь в его извилинах хоть одна мысль? Нахмурившись, он поднял глаза и стал поворачивать голову, оглядывая комнату.
Может быть, это было игрой воображения, но ей почудилось, что взгляд
