Но не рулада заставила обозников мысленно попрощаться с этим светом: на тракт вышел Брок. В своем драконьем образе он был впечатляющ до дрожи в коленках.
«Депутаты» от партии «молящихся» заблеяли еще громче. Охрана приготовилась подороже продать свои жизни и ощетинилась: одни — копьями, другие — мечами. И над всеми ними зависла я.
Надо было срочно вступать в дипломатические переговоры, пока охрана обоза еще могла меня услышать. Набрала побольше воздуха, прикидывая, как в одну реплику вложить мысль: мы мирные разбойники и никого убивать не собираемся. Только позаимствуем немножко вещей.
Краткость — сестра таланта. Я оказалась очень одаренной, потому как весь глубинный смысл идеи мирного ограбления свелся у меня к четырем словам:
— Собираем плату за проезд!
Оторопели, кажется, все. Это-то мне и требовалось. Я штопором спустилась вниз, зависла в паре локтей над землей.
— Не нужны мне ваши души ни разу! Мне бы свои прокормить, — глянув на дракона, у которого в этот момент выразительно заурчал живот, начала я свою вымогательскую речь. — Оттого на этом тракте с сегодняшнего дня установлена таможня. Плата за проезд необременительная. К тому же у вас есть выбор…
— Какой еще выбор? — донеслось из-под шлема одного из охранников обоза.
— Вы можете заплатить или нам, или лекарю.
— А лекарю за что? — нашелся тут же другой, молодой, без брони, с льняными вихрами, стянутыми очельем.
— За то, что он наложит лубки на ваши раздробленные кости и залечит ожоги, — искренне заверила я.
Дракон в подтверждение моих слов ударил хвостом. И вроде не сильно так, но кони всхрапнули. «Молящаяся» часть пассажиров, поняв, что убивать их вроде как не собираются, повылезала из-под телег. Это оказались двое купцов (первый — вольный сокол, второй — с дочерью) и несколько путников, что опасались ехать в одиночку.
Через полчаса торгов, когда и охрана обоза, и дракон уже искренне сожалели, что не сошлись в рукопашной, мы с двумя местными коммерсантами все-таки пришли к соглашению. Когда же озвучили оное воинам обоза и дракону, то обе «боевые группировки» плюнули в едином порыве.
Йон вылез из кустов и, отдирая от шеи лису (моя этой рыжей морде не понравилась, а оборотнева — прям не отцепить), озвучил общее мнение воинов:
— Вы совсем ку-ку? — Он повертел пальцем у виска для выразительности.
В тишине леса кукушка, заслышав пение конкурента, решила оповестить, что эта часть лесной территории таки под ее протекцией, и закуковала. Громко и остервенело.
Но купцам плевать было на мнение критиков, а уж если из спасения собственной шкуры можно извлечь выгоду — и подавно. Я же вспомнила, что покойная кнесса проповедовала сохранение мира, и прикинула: этот самый мир устанавливают не политики, а торговцы. Поэтому решила, что нынешнюю сделку можно считать вкладом в упрочнение мира между высоколетающими и прямоходящими.
Мы ударили по рукам.
Брок зарычал и стал стремительно менять ипостась. Подозреваю, что он сделал это с единственной целью: так удобнее душить рыжих журналисток.
— Мне? Охранять людей?
Ему вторили обозники:
— Нам, с этим драконом?
Но меня больше моральной стороны вопроса интересовала пищевая:
— Плату, в смысле еду, вперед.
— Твой дракон еще ничего не наохранял, — тут же возразил купец. — И оборотень тоже.
— Уважаемый, а вы не слышали народной мудрости: дракон, когда поблизости люди, долго голодным не бывает?
— Нет, — буркнул второй торгаш, понимая, что убедиться в супернадежности новой дополнительной охраны не факт что удастся, зато в прожорливости — вот прям сейчас.
Купец развернулся к одному из обозников и гаркнул:
— Хран! Достань шматок сала и ковригу для новых обережников.
Потом вновь посмотрел на меня и уточнил:
— Это все?
Я изогнула бровь и прищурилась:
— А ходить новый охранник должен в рванье?
Звук стираемой зубной эмали я услышала отчетливо, но купец был ученый и выученный не такими кровопийцами-покупателями. Потому он почти спокойным тоном бросил через плечо:
— И одежду найди этим…
Больше торговец ничего спрашивать не стал. Зато второй его «коллега» буркнул себе под нос, что его всегда настораживали умные бабы, мирно настроенные драконы и обещания кнессов снизить налоги, но паче всего — черные ведьмы, сулящие чистую выгоду.
— А меня — щедрые торговцы, — не удержалась я от ответного комплимента.
После обмена любезностями обоз снова двинулся в путь. Йон бессовестно сидел на одной из телег и активно работал челюстями, попеременно откусывая от куска перченого сала и от ломтя хлеба, которые держал в обеих руках. При этом блохастый умудрялся еще и переглядываться с симпатичной девицей, что ехала чуть поодаль, рядом с одним из купцов. Лиса, сидевшая подле Йона, лишь фыркала.
Я покачала головой. Шкура был неисправим. Зато Брок зыркал на меня сердито. Правда, делал это в новых штанах и рубахе, не переставая жевать. Когда в недрах драконьего желудка исчезли третий шмат сала и вторая коврига хлеба, к злому взгляду ящера добавился второй: разгневанного Храна. Оказалось, что этот уже немолодой мужчина отвечал в обозе за провиант, и его до красных пятен на щеках раздражал тот факт, что прожорливый дракон в одну морду утрескивает снедь, которой хватило бы трем здоровым мужикам. И при этом смотрит голодным взором: а есть ли еще?
Подивилась аппетиту ящера, но вспомнила, как быстро зажил ожог… Все имеет свою цену, хорошо, что в случае Брока она измеряется всего лишь килокалориями.
Пролетев вперед, наткнулась на любопытный взгляд той самой девицы, которую так усердно совращал Йон. Подумала, не стоит ли взлететь чуть выше, когда девушка решилась на вопрос:
— Госпожа ведьма, а это тяжело? — краснея от собственной смелости, она смущенно посмотрела на меня.
— Что? — не поняла я.
— Летать на метле! — Девушка грозила превратиться в переспелую ягоду, которую французы романтично именуют «поме де амор, или плод любви».
А тут еще сердитый взгляд сидевшего рядом купца… Но женское любопытство оказалось превыше смущения и страха перед колдовкой. Потому, комкая в руках ткань собственной рубахи, она ждала ответа.
