– Ты на поверхности сколько раз бывал? – спросила Гончая, чтобы завязать разговор.
Она шла справа и на полшага позади проводника, фиксируя ладонью в кармане толстовки пистолетную рукоятку. Выхватить оружие – одна секунда, но можно выстрелить и через карман. Если дойдет до стрельбы, у коротыша нет шансов. Абсолютно никаких.
– Сколько надо, столько и бывал, – отрезал он.
После того как они углубились в туннель, у него окончательно испортилось настроение. А может, это произошло еще раньше, на платформе Третьяковской. Гулливер больше не хвастался, не травил байки, а шагал молча.
– А в этом перегоне?
На этот раз она вообще не получила ответа. Возможно, нежелание поддерживать разговор объяснялось боязнью коротыша туннелей. Гончая неоднократно слышала о таких страхах. Но обычно подверженные им люди безвылазно сидели на своих станциях и уж точно не выбирали своей профессией охоту на скрывающихся по всему метро проходимцев.
«Может, дело в конкретном месте?» Гончая вспомнила заполненный туманом перегон между Китай-городом и Третьяковской, едва не ставший для них с дочерью роковым. Но туннель на полпути к Октябрьской выглядел не страшнее любого другого, и шмыгающие по шпалам крысы, которые периодически попадали в луч света от фонаря Гулливера, были обыкновенными крысами, а не красноглазыми гигантами со змеиными хвостами.
– Много народа здесь ходит? – задала очередной вопрос Гончая. Молчание проводника уже начало действовать ей на нервы.
– Когда как, – недовольно ответил тот и снова замолчал.
Через некоторое время на стенах замелькали отблески чужого фонаря – кто-то двигался по туннелю навстречу. В принципе, это мог быть кто угодно – мирные торговцы, контрабандисты, безобидные путники, грабители или убийцы.
– Свет, – негромко сказала Гончая и отступила в сторону, чтобы не оказаться с проводником на линии огня.
Гулливер тут же погасил фонарь и, судя по скрипу кожи, извлек из кобуры пистолет. Девушка тоже приготовила свой ствол, но, в отличие от спутника, сделала это бесшумно. Вскоре они услышали тяжелую поступь приближающихся людей и их голоса.
– Мы с ихним паханом конкретно перетерли, так что на Третьяковке нас ждут. Не очкуйте, все путем будет! Товар сдадим – и назад.
– До Третьяковки еще добраться надо, – донесся в ответ чей-то ворчливый голос. – А вдруг засада?
– Не каркай, Иваныч! Но все же глядите в оба.
Гончая поняла, что приближаются челноки, нагруженные товаром.
– Включи фонарь, – шепнула она спутнику, чтобы обозначить свое присутствие и тем самым избежать возможной стрельбы. Наткнувшись на притаившихся в темноте незнакомцев, торгаши с перепугу вполне могли открыть огонь. Но Гулливер проигнорировал разумный совет.
– Зажги фонарь, – громче повторила Гончая, и вновь на ее слова не последовало никакой реакции. – Ты там заснул, что-ли?!
Неизвестно, как проводник, но челноки ее услышали.
– Кто здесь?! – донеслось из темноты. Вслед за окриком защелкали затворы.
«Как минимум два «калаша», – на слух определила Гончая, теснее вжимаясь в стену, чтобы иметь хоть какую-то защиту на случай, если купцы перечеркнут туннель автоматными очередями.
– Эй! А ну выйдите на свет, а не то свинцом нашпигуем!
«Разбежалась», – подумала Гончая, а вслух сказала жалобно:
– Не стреляйте, нас только двое.
Кто-то из челноков направил в ее сторону свой фонарь. По стенам туннеля зашарил световой луч и через несколько секунд высветил неподвижную фигуру Гулливера. Как ни странно, проводник даже не попытался защититься руками от режущего глаза света. Но Гончую поразило не это. Очерченный лучом черный силуэт оказался неожиданно высоким, будто ее напарник внезапно вырос на целую голову!
В следующее мгновение темная фигура пошевелилась – не вся, только ее верхняя часть! Со стороны это выглядело так, будто на плечах у проводника кто-то сидит. Гончая даже разглядела уродливое морщинистое существо с множеством щупалец, присосавшееся к полученной в перестрелке ране. Девушка непроизвольно ахнула и зажмурилась, а когда открыла глаза, никакого монстра на плечах у Гулливера уже не было, да и сам он вышел из оцепенения.
– Чего слепите?! Фонарь убрал! Живо, я кому сказал?!
Челноки растерялись перед таким напором, направленный на Гулливера луч опустился. Коротыш тоже зажег свой фонарь и зашагал торговцам навстречу. Гончая не сводила глаз с его спины, но, как ни старалась, не смогла разглядеть там ничего необычного. «Неужели сосущий кровь отвратительный монстр мне просто померещился?!» – озадаченно подумала она.
Сделав над собой усилие, Гончая вслед за проводником подошла к челнокам. Их было трое. Двое держали в руках автоматы, третий – сигнальную ракетницу. За спинами у всех троих маячили набитые под завязку кожаные баулы.
– На Третьяковскую? – хмуро оглядев троицу, спросил Гулливер. – Ну так и валите дальше! Чего к людям цепляетесь?!
Ему не следовало разговаривать таким тоном с вооруженными мужиками. Коротышу повезло, что челноки привыкли к грубому обращению.
– Вы сами оттуда? Как впереди, спокойно? – спросил один из них.
– Топай, не ошибешься, – невпопад ответил Гулливер и зашагал в сторону Октябрьской.
Но Гончая решила задержаться.
– Вы, когда с нами встретились, больше ничего подозрительного не заметили?
– А что мы должны были заметить? – насторожился один из автоматчиков.
– Может, показалось что-то? – не унималась девушка.
Челноки переглянулись, и тот, кто держал в руках фонарь и ракетницу – видимо, старший, – сказал:
– Да, вроде, все нормально было. Только твой приятель поначалу как истукан стоял, а потом ничего – ожил.
Гончая оглянулась на Гулливера. Тот ушел довольно далеко вперед, его приземистая фигура с трудом различалась в темноте.
– Удачи на Третьяковской, – пожелала челнокам девушка и со всех ног бросилась догонять проводника.
Она все еще находилась под впечатлением увиденного. Будто слепленный из темноты уродливый головоногий (головорукий?) монстр так и маячил перед глазами. Но раз никто из челноков не видел мерзкой твари, значит, она была всего лишь плодом воображения Гончей – проще говоря, глюком, вызванным приемом стимуляторов, недосыпанием, болезнью и общей усталостью. После такого разумного и логичного объяснения следовало бы забыть о монстре. Вот только сделать это никак не удавалось.
* * *Гулливер сдал под конец пути. Больше не вырывался вперед, шагал медленно и при этом тяжело дышал. Когда показалась станционная платформа Октябрьской, откуда на приближающихся путников равнодушно взирали двое часовых, вообще остановился и схватил спутницу за плечо.
– Чего-то мне паршиво, – признался он. – Слабость какая-то. Ты, это, поддержи меня.
Гончая заглянула проводнику в лицо. На бледном лбу коротыша блестели мелкие капли пота.
«Заболел он, что ли? Как некстати! Все метро боится эпидемий. Если стражники заподозрят неладное, нас немедленно вышвырнут со станции. А для пущей надежности могут и пристрелить».
Она оглянулась на часовых. Те уже переключились на что-то происходящее на платформе – видимо, оно представляло для них больший интерес. Но это ровным счетом ничего не значило! Гончая по себе знала, как опасны могут быть напуганные люди.
– Самогон есть? – спросила она у Гулливера.
– Зачем тебе? – нахмурился он.
– Есть или нет?! Отвечай, если на станцию
