Тетушка зашаталась, драматично приложив руку ко лбу.
— Ах-ах… Я сейчас упаду в обморок…
— Эм… Но вы же мороайка и… как бы это… бестелесны… Разве вам больно?
Фифика, уже распластавшаяся на надгробии, вскинула голову и яростно зыркнула на Тео:
— Бестелесная — ну и что? Какая бестактность мне об этом напоминать!
Тетка подскочила и, подобрав юбки, с гордым видом двинулась мимо:
— Я всего-то хотела разузнать, что там приключилось на его могиле, — все кладбище только и гудит о падающих звездах!
Тео так и застыл, хлопая глазами. Потом резко развернулся.
— Что?!
Но тетушка Фифика уже растворилась среди надгробий. Тео взглянул на друзей — те лишь приподняли брови. Внутри его зародилось предчувствие, и на какой-то миг он даже испугался.
Макабр.
— В том стихе было сказано: «Звезда начинает, ведет и вершит!» Я уверен…
— Тео! — рявкнула Шныряла. — Я не буду искать эту… эту… любовь.
На последнем слове Шнырялу передернуло — слово связало ей язык, точно горсть черемухи. Теодор нахмурился, перед глазами вновь возник Кобзарь.
«Я рискую ради тебя, так как хотел бы назвать тебя своим…»
«Вы тоже мой друг».
Он принял решение.
— Тогда я иду сам.
— Тео, через час уже Полночь…
— Знаю.
«Я успею. Посмотрю, что там, и вернусь. Если не сделаю это сейчас — наверняка пожалею. Они ведь не слышали того, что слышал я. Кобзарь не мог ошибиться. Он был прав. Всегда».
— Ждите меня возле часовни.
Тео шел по кладбищу. Тут и там слышались шепотки:
— Снова звезда!
— Вы тоже видели?
Около часовни группа нежителей громко обсуждала недавнее чудо: на закате небо прочертила падающая звезда, а затем упала на западную окраину кладбища.
— Что-то происходит! — покачала головой Илиуцэ. — Но что?
Кладбищенские сплетники, заметив юношу, замахали ему руками, но Теодор проскочил мимо.
«Где же он? Сказал, его могила где-то тут…» Вдруг Теодор увидел ряд корявых слив — деревья скорчились, обугленные, будто в них ударила молния. Трава у корней почернела. Тео нагнулся к обгоревшему цветку, но от прикосновения бутон рассыпался в прах.
— Теодор Ливиану!
Перед носом Тео вырос кладбищенский скрипач: одежда прожжена, щеки испачканы в золе. От Ионела несло палеными волосами. Он поднял скрипку, корпус которой пересекла огромная трещина.
— Это уже ни в какие ворота! Звезда! Снова! Прямо с зенита — бац! — и снова на мою могилу! Вон до сих пор черная полоса на небе… Еле успел отскочить! А теперь, юноша, если вы что-то знаете — жду объяснений!
Старик упер руки в бока. Теодор заглянул за спину Ионела и посреди круга обожженной земли увидел разрушенную могилу. Надгробная плита была черная, будто прямо на месте упокоения какой-то вандал развел костер. Камень, весь в трещинах и подтеках, раскололся надвое. Теодор заглянул в раскол, ожидая увидеть там гроб или — не дай боже! — скелет, но в проеме царили лишь холод и тьма. Тео передернулся.
— И голос! Никак не замолкнет!
— Голос?
Тео склонился ниже и, когда неуемный старик наконец замолчал, сквозь шелест травы и ветра расслышал тихое:
— Назови… Назови…
Тео послушал бы еще, но над ухом запыхтели:
— Ну, теперь хоть по-румынски, а то лопотал на каком-то странном языке…
Тео отодвинул старика в сторону, встал на колени, затем сунулся в провал — и тогда услышал:
— Назови имя Безликой и войди…
Чарующий далекий голос заставил мурашки выступить на коже, но Теодор быстро сообразил, что от него требуют:
— Л…
В затылок снова захрипели. Теодор почувствовал себя полным идиотом — он собирался выкрикнуть в могилу это слово?
— Не могли бы вы заткнуть уши?
— А?
— Заткните уши!
И только когда скрипач с изумлением зажал ладонями уши, Теодор склонился к могиле и шепнул:
— Любовь?
Земля под его коленями вздрогнула. Могила затряслась и стала расходиться в стороны, а земля и камушки посыпались в черную пропасть. Тео вовремя отскочил, не то бы полетел носом в самую бездну. Скрипач же, увидев, что происходит с его могилой, бросился вперед, но Теодор вовремя перехватил его за ворот.
— Что ты наделал? Ты должен был все исправить, а не усугубить!!!
Пока Тео боролся со взбешенным скрипачом, могильная плита распалась на две половины и расползлась, открыв широкий проход во мрак.
— Успокойтесь, это всего-навсего могила!
— Это моя могила! Вот когда у тебя будет собственная, юнец, я посмотрю, как ты будешь говорить «всего-навсего могила»!
— Надеюсь, у меня она появится не слишком скоро… — буркнул Тео и подобрал с земли сухую ветку.
К счастью, в кармане нашлись спички, не то бы возился с кремнем еще лет сто. Подняв горящую ветку над головой, Теодор опасливо осветил провал — никакого гроба там не оказалось, только каменные ступени, уводящие в темноту. Тео глянул на перстень — в кристалле вдруг привиделось лицо Кобзаря. «Не подведи», — шепнул он кольцу, сделал первый шаг, затем еще и еще и наконец полностью исчез в могиле.
Вокруг быстро сгустился удушливый мрак, а язычки пламени затрепетали. Теодор на миг замер. Сердце гулко колотилось, в горле пересохло. Он был совершенно один — в могиле…
Одиночество подступило совсем близко, задышало в затылок холодом.
И вдруг наверху послышалась возня.
— А ну, отойдите! Моя могила что, медом помазана? Дома бы им сидеть, так нет — лезут и лезут! Что у вас с головами-то?
— Эй, харе языком чесать. И пиликалку убери, я сказала! Ишь ты, размахался! Патлатый туда полез?
— Я сказал, не пущу! Это моя могила!
Снова крики и звуки борьбы. Наконец с поверхности донесся крик и эхом разлетелся по подземелью:
— Теодор, ты там?
Одиночество, угрожающе нависшее тенью нелюдимца, растворилось во мраке. Сердце
