Валет постучал по зеркалу с той стороны.
— Эй, дубина железная, вперед!
Латы зашагали к саркофагу, неся перед собой щит так, чтобы Валету открывался хороший обзор.
— Знаете, я… — проговорил Тео, бледный больше обычного. — Я не думал, что будет… так.
— Думали, вам поднесут ключ на блюдечке с золотой каемочкой? Юноша, — усмехнулся Валет, — безусловно, Любовь сильна. Ее не просто так ждут. Она стирает с земли тени, наполняет жизнь смыслом. Но неужели вы были столь наивны, что думали, будто Любовь сродни херувиму, который прилетает, рассыпая лепестки роз, и всем мило улыбается? Не дай господь!
— У меня мурашки по коже от вашей Любви… — Шныряла покосилась на черепа. — Ощущение, что она жутче, чем Смерть…
Валет загадочно ухмыльнулся.
— Мурашки? Так и есть. Любовь пугает тех, в чьей душе она никогда не бывала. Впрочем… неужели после испытания вы не чувствуете себя другими?
Валет подмигнул Шныряле. Девушка покраснела.
— Ты… ты… о чем? Понятия не имею!
— Если вы пройдете испытания, Любовь откроет свой Алтарь. И — я точно знаю — вы будете вознаграждены. А теперь… — Валет постучал по щиту, и рыцарь приблизил его к могиле. Игроки тоже подошли ближе.
— Она была прекрасна, не так ли?
В голосе Червового Валета послышалась грусть и что-то сродни восторгу (так порой жители Полуночи говорили о другой — темной — Госпоже).
Крышка саркофага представляла собой мраморное ложе, на котором лежала, скрестив руки на груди, каменная девушка. Искусный резчик изобразил ее так живо, словно рисовал с заснувшей натурщицы. В лице, хранившем спокойствие вот уже сотню лет, чувствовалась затаенная нежность и прекрасная печаль.
Но было понятно, что усопшая родом не из этих краев: высокие и широкие скулы, пухлые губы. На плечах лежали две тяжелые каменные косы, переплетенные лентами. Да и наряд на девушке отличался от румынского: длинное пышное платье со множеством оборок было разрисовано огромными цветами.
— Кто это?
— Каталина Фернанда Кастро.
Рыцарь чуть повернул зеркало, и Валет склонился прямо над лицом каменной девушки.
— Она прекрасна… — прошептал он. — Вы так не считаете?
Валет задумчиво крутил ус, глядя на смиренный лик.
— В начале девятнадцатого века жители далекой Мексики увидели в небе странную звезду. Она с каждой ночью становилась все ярче и ярче, а вскоре у нее появился хвост…
Валет отшагнул в сторону, зеркало зарябило и показало черное небо с огромной звездой, и игроки узнали комету.
— Это случилось первого ноября… Dia de los Muertos, как говорят мексиканцы, — в День мертвых, когда, по поверьям, души умерших возвращаются из своего мира в наш…
В зеркале показалась улица, дома на которой были сплошь увешаны гирляндами и цветами, всюду ярко горели огни. Прямо по проезжей части двигалось пышное шествие — сеньориты в пестрых нарядах и кабальеро в великолепных костюмах и сомбреро. Шумная толпа веселилась и распевала на неизвестном языке, и отовсюду слышались выкрики: «Санта Муэрте!»
День мертвых в Мексике вовсе не походил на румынский: в Трансильвании поминать родственников было принято на кладбище и куда более скромно, здесь же поминовение походило на праздник для всех от мала до велика, и чувствовалась в этом странная, дикая радость…
В зеркале появилось кладбище на холме. На склоне среди могил стояли мертвые и смотрели на город, провожая буйную ночь, посвященную празднику Смерти.
— Это… она?
Санда указала на одну из нежительниц — совсем юная девушка возраста Шнырялы, с бледным лицом, но горящими карими глазами и двумя пышными косами на плечах.
— Да… — ответил Валет. — Каталина…
— Она что, была нежительницей?
— Как видите. И в ту самую ночь ее жизнь полностью перевернулась…
Вдруг нежители в зеркале вздрогнули и стали один за одним оборачиваться, будто что-то заслышали. Скоро и игроки различили знакомый им до боли звук!
— Кобза! — ахнула Санда.
Толпа расступилась, и на пригорке появилось ярко-розовое пятно. В волосах Кобзаря красовались пышные цветы, и он выглядел еще более веселым, чем обычно.
— Буэнас ночес! — воскликнул Глашатай и поклонился.
Нежители поклонились в ответ.
Кобзарь ударил по струнам и заиграл веселую мелодию, какой в Трансильвании никогда не слышали. Нежители вдруг заулыбались, схватились за руки и ударились в пляс; Каталина же стояла в стороне, скрестив руки на груди.
Вдруг ее заметил симпатичный юноша с кудрявыми волосами — тоже нежитель, — схватил ее за плечо и потянул за собой в пляс. Пока они танцевали, юноша все глядел на Каталину, но та его словно не замечала, и лицо девушки оставалось грустным.
Кобза стихла, Глашатай заговорил на незнакомом друзьям языке, но они по вытянувшимся лицам нежителей сразу поняли, что Глашатай рассказывает о Макабре.
Глаза Каталины вспыхнули. Она придвинулась к Кобзарю, впившись взглядом в его лицо, ловя каждое слово.
— Санта Муэрте! — воскликнул Кобзарь.
Девушка зашевелила губами, повторяя странные слова. И кивнула.
— Она стала игроком?
— О, да… — ответил Валет. — А затем начались поиски игральных мастей…
Друзья видели сцены из прошлого Макабра, и мурашки бежали по их спинам — до того это было знакомо и незнакомо одновременно.
Ночь. В небе сияет комета. Игроки ищут по городу знаки — то тут, то там спрятаны загадки и игральные карты. Среди ищущих выделяются трое. Каталина упорно высматривает на улочках торговцев Библией — оказывается, некоторые карты были запрятаны в книги. За ней повсюду следует кудрявый юноша-мексиканец — нежители звали его Себастьян. В одной из церквей они обнаруживают загадку и бросаются к Библии, чтобы отыскать карту. В этот миг дверь распахивается и появляется молодой человек в одежде послушника — блондин с ледяными глазами, от одного взгляда которого веет холодом. Увидев нежителей, блондин что-то кричит. Хватает распятие в одну руку, в другую — нож и бросается на нежителей.
Он ранит Себастьяна и нападает на девушку, опрокидывая ее на пол прямо перед алтарем. Хватает одной рукой девушку за горло. Его глаза —
