Сумку – на заднее сиденье, запрыгиваем в машину и под удивленными взглядами сторожей – на волю, в пампасы! Чего удивляются? Да как не удивиться – заплатил за сутки, а сваливает сейчас! И деньги назад не требует, не скандалит! Плохо. Запомнят. Странные поступки всегда хорошо запоминаются.
Впрочем, а что запомнят? Ну, приходил я к своей девушке, и что? «Не убивал ли ты пятерых отморозков?» Нет, не убивал. И попробуйте доказать обратное.
И опять же, кто будет искать? Кому это нужно?! Пятеро уголовников вместе бухали, потом перерезали друг другу глотки, а упавшая сигарета зажгла барахло! В притоне много всякого ветхого барахла, оно хорошо горит. И, кстати, могут даже и не определить имен погибших на пожаре, это зависит от пожарных, быстро приедут, так, может, что-то останется и на отпечатки.
Когда проезжали мимо дома, из окон квартиры Димона уже активно валил дым, и на улице начала собираться толпа. Люди показывали пальцами на окна, за которыми металось пламя, и обсуждали случившееся с таким видом, будто это был не пожар, а нечто красивое – салют или северное сияние.
Не раз замечал – случись какая-то беда с соседом или просто прохожим – машиной собьет или сам за рулем разобьется, тут же собирается толпа народа и жадно смотрит на труп, на искалеченное тело, пыхтя и едва не кончая от сексуального возбуждения. Почему людям так нравится смотреть на страдания ближних? Я считаю, тем самым люди пытаются себе доказать, что жизнь их не такая тусклая, жалкая и бесперспективная. Что есть люди, которым повезло гораздо меньше, чем им. И на фоне этих несчастных они успешные, богатые и счастливые. Богатые пусть и не деньгами, а хотя бы тем обстоятельством, что у них есть жизнь, а у этого неудачника ее уже и нет. Стервятники!
Минут двадцать мы ехали молча, потом Надя вдруг посмотрела на меня и тихо, вполголоса, спросила:
– Ты их убил?
Я даже закашлялся и едва не нажал на тормоз, так это было неожиданно. И что ответить?
– Кого?
– Димона и его друзей. Ты их убил?
– Нет, – я соврал без всякого раскаяния. Не хочешь слышать ложь – не спрашивай об очевидном.
– Ты их убил… – Надя вздохнула и замолчала, глядя в пространство. А меня вдруг охватил прилив… нет, не злости – досады!
– А если и убил, так что?
– Да ничего… – Надя снова вздохнула и выставила руку из открытого окна машины, ловя встречный ветер. – Значит, ты плохой парень. И почему это меня всегда тянет к плохим парням? Вот нет бы влюбиться в какого-нибудь скрипача! Или учителя!
– Учителя труда? Они запойные! – ухмыльнулся я.
– Нет, запойного не надо. Наелась!
Мы замолчали, и я вдруг подумал о том, что поступаю с ней нехорошо. Приручаю, а потом что? Что с ней будет? К примеру, привез я ее в свою квартиру. Живет она на иждивении, как подруга… как жена. А меня – бах! Ба-бах! И все. Дальше что она будет делать? Квартира отойдет государству, а ее выселят. И пойдет она в свою квартиру, вернется к тому, с чего со мной начала.
Ну да, можно дать ей денег. Только вот с души воротит – дам денег, а ее за них убьют. Защиты-то никакой! Или сойдется с каким-нибудь прощелыгой, он ее выдоит да и бросит. И снова окажется у разбитого корыта. Я же ведь Самурай! Я иду к смерти! И не боюсь ее! Но только при чем тут Надя? А что, если…
– Слушай, у тебя какое образование? Ты вообще чем можешь заниматься, если только не продавщицей работать?
– Ты думаешь, я необразованная дура? – улыбнулась Надя. – Вообще-то я по образованию экономист. Наш «Эконом» заканчивала. Могу и бухгалтером работать! Только вот работы-то и нет. Ты же знаешь, что делается. Бухгалтеров, экономистов – как собак нерезаных. А мест для них – раз-два и обчелся. Тем более что стажа-то у меня нет! А без стажа вообще нигде я не нужна, даже в каком-нибудь кооперативе. Хотя сейчас уже «ООО» всякие и акционерные общества. В общем, нет для меня работы!
– Есть, – сказал я задумчиво и на перекрестке, вместо того чтобы поехать прямо, свернул направо. – Хочешь, устрою работать бухгалтером? Будешь получать очень хорошую зарплату. Гораздо большую, чем продавщица. Но должен предупредить – работа хлопотная, серьезная и можно даже сказать… опасная. Пойдешь?
– Ты хочешь взять меня в свой ЧОП? – Надя удивленно подняла брови. – Андрюш, я не справлюсь. Честно. Я бы пошла, но обманывать тебя… я же ничего не знаю о ЧОПах, об их бухгалтерии, я напортачу тебе, ты расстроишься. Нет, Андрюш, не смогу. Ты не беспокойся, я сидеть у тебя на шее не буду! Я найду работу! Я вот обзванивала, пока тебя ждала. Требуется продавщица в магазин одежды на проспекте. Там надо внешность и английский язык.
– Да на кой английский-то?! В нашем городишке?! Они что, идиоты?! Ну с внешностью понятно, но английский?! Приедет лорд, и ты будешь ему впаривать турецкую рубаху с английским лейблом?! О господи, мир катится в пропасть! Идиоты правят миром, тебе не кажется?
– Я даже в этом уверена, – Надя вздохнула и посмурнела, а я посмотрел на нее и усмехнулся:
– Ты не одна будешь. Ты попадешь в руки финансового гения, моего заместителя по финансовой части. Есть такой – Лев Семенович Шварценфельд. Аферист и антисемит.
– Кто? – не поверила Надя. – С такой фамилией – и антисемит! Шутишь?
– Ничего подобного. Он считает евреев виновными во всех преступлениях в мире. При этом выглядит как самый настоящий еврей и фамилию носит соответственную. Говорит, что он немец. Ты только когда увидишь его – не смейся, ладно? Он хороший мужик, вот только такие у него тараканы в голове. У всех свои тараканы, правда же? Так что… Вот у тебя какие тараканы?
– Я даже не знаю. Влюбляться в плохих парней, наверное, но это ты уже знаешь. – Надя улыбнулась. – Ну что еще… хочу ругаться матом во время секса. Мне так стыдно! Меня это возбуждает… я, наверное, кажусь тебе такой грязной девкой! Но ничего не могу с собой поделать! Не могу, и все тут! Патология…
– Не самая худшая патология, если честно, – я вспомнил Янека, который наслаждался, когда бил злодеев, и вздохнул. Да и сам я в этом отношении не ангел. Такой же, только вслух об этом не говорю. Нравится мне, да.
