Молчание.
– Нет. Зато точно знаю, чего бы тогда не было.
Тверд вперился в него испепеляющим взглядом. С тем же успехом мог бы зыркать и на доски тына, возле которых они сейчас стояли.
Досадливо махнув рукой, он развернулся и шагнул в темноту.
– Кентарх…
Он остановился. Обернулся.
– Хвату – ни слова.
– Это уж, поверь мне, само собой. Я, если честно, и тебя хотел попросить о том же…
– Я имею в виду, о том, кто организовал покушение.
Только сейчас до Тверда дошло, что действительно варяг ведь с самого начала упирал именно на эту версию. Настаивал он на ней, конечно, не от большого ума, а скорее, как обычно, для того лишь, чтобы самому умыть руки и отвести от себя косые взгляды. Но ведь, скотина чубатая, – попал!
– Конечно, – Тверд вспомнил такую же просьбу варяга в речном селище. – Хвату, само собой, ни слова.
Глава 10
Гром в ночи
Луна серебрила пики елей, раскачивающихся под упругим напором ветра. Она словно вела ярый спор с тучами, кому принадлежит лежащий внизу мир. Лес то заливала мертвенно-белесая синь, то вдруг он погружался в густой сумрак. Лошади в такие моменты начинали волноваться, храпеть и стричь ушами, всем видом показывая, что это ночное путешествие им не особо по нутру.
Следы побоев на лице ныли и саднили, но он старался не обращать на это внимания. Хуже было то, о чем не подумал с самого начала – ведь именно такую образину поцеловала Ждана. Не погнушалась…
Не то чтобы он не хотел в это верить. Но если это – не проявление настоящих чувств, то что же тогда?
– Сдается мне, на самом деле ты попер к Полозу не вытягивать из него тайны, – только сейчас Тверд заметил, с каким интересом на его погруженное в думы лицо смотрит Хват, – а чтобы при жене обвинить его в предательстве. Гляди, мол, лада, какого себе свинорылого суженого выбрала. Изменника! Другое дело я: вон какой стою гордый да неподкупный витязь, смело бросаю обвинения, выбравшись героем из сечи! А Полоз, должно быть, обязан был заскулить побитой шавкой и прыснуть под забор. А вы бы с его кралей остались жить-поживать. Счастливой невесте даже переезжать никуда бы не пришлось – так и принялись бы в боярском тереме детишек настругивать.
– Когда ты уже о деле станешь думать больше, чем о бабах?
– Я? – состроил искренне удивленную рожу Хват. – Я ради бабы еще ни разу рожу добровольно под кулаки не подставлял.
– Но это именно благодаря бабе мы нынче узнали кое-что интересное о боярине Полозе. И если он замешан в измене, получается, что вовсе не случайно сбежал с поля сечи, бросив Лемеха. Ему нужно было, чтобы у Светлого все сомнения пропали на тот счет, что конунг – предатель, которого нужно поднять на копья. А свидетели его таинственные… Да есть ли они вообще?
– Ну, теперь-то мне, конешное дело, куда легче стало, – понимающе кивнул Хват. – Теперь-то мы знаем, что с Полозом нам, ясен пень, куда веселее будет пугалом на шесте корчиться. Ты мне только знаешь что скажи? Ты ему про ближника его предателя рассказывать будешь уже с колом в заднице или до того с Полозом еще раз поспоришь, кто из вас больше изменник?
У опушки леса, над которой нависал холм, где они сидели, горели огромные костры. Оставалось только диву даваться, как вихрящийся жар огня от них до сих пор не перекинулся на чащу. В глубине рощи стучали топоры да повизгивали пилы – в свете огненных исполинов там орудовали лесорубы. Доски для телег, короткие пузатые бруски для щитов, древки для копий и топоров, тонкая щепа будущих стрел: дерево необходимо любому военному маршу ничуть не меньше, чем кони или даже военачальники. Сравниться с его полезностью могло только железо. То самое, из которого сейчас в полутора десятках походных кузниц выбивали, вытягивали и вызванивали гостинцы войны. В ближайшей к ним кузне под открытым небом, что притулилась к сработанному на скорую руку сарайке, били сразу по двум наковальням. На одной в искрах и клубах пара выстукивали округлые умбоны для щитов, а на той, что рядом, плющили тонкие гибкие прутья, которые, судя по всему, должны были стать для этих самых щитов окантовкой. Следующая кузня, устроенная шагах в тридцати, нахохлилась невысоким навесом, опирающимся на свежеотесанные, но уже успевшие покоситься столбы. И готовили там, судя по тому, что сгружали на подводы чумазые и валящиеся уже с ног подмастерья, не менее нужную мелочь: гвозди, подковы да мотки толстой проволоки, чтобы в случае и кольчужные кольца из нее гнуть, и развалившееся тележное колесо ею скрепить. Другие подмастерья в это же время муравьиной цепочкой носились к реке и обратно или же, как те же мураши, стаскивали на расчищенные прогалины груды дерева из леса.
Вытоптанный пятак непаханой земли, на котором раскинулась временная артель войскового снабжения, могла бы свободно вместить пару деревень. Правда, в такое-то время любое село слышит лишь подвывания ветра, лай собак да стрекот сверчков. Здесь же жизнь замирать не собиралась, выпуская в небо дымные столбы, освещая ночь бесчисленными кострами и огоньками, заполоняя темень многоголосым людским роем. Где-то вдалеке, вне рвущих ночь отсветов костров, слышалось конское ржание.
Оно заинтересовало Хвата мгновенно.
– О, лошадки, – мигом просветлел он лицом. – Что, сведем парочку? В такой круговерти никто и не заметит.
– За кражу лошади полагается десять плетей и возмещение полной ее стоимости, – тут же вставил свое ученое слово Туман. – Если, конечно, не во время войны она сведена…
– Так вот и я о том же, – еще больше оживился усач.
– …во время войны конокраду полагается смерть на месте. Из соромных – через повешение.
– По мне, так разницы нету, соромно ли отправиться за Камень, или с гордо задранной башкой, – проворчал варяг. – А вот сребришко, в случае чего, нам точно не помешает. Гильдия-то нам платить не особо спешит.
– У тебя, татя, кун византийских хватит, чтобы пару лет в палатах жить, – оборвал ненужный спор Тверд. – Ты б лучше с тем же усердием, что коней высматриваешь, боярина искал.
– А че его искать? Видишь, с десяток гридней толпой топчется? Небось боярина нашего охорона и есть. Точно! Во глаз у меня! Вон он, у реки кожевенника за бороду таскает.
– Туман, как только мы с варягом с холма спустимся, начинай садить в дружинников. Только не увлекайся! Руки там, ноги. Как поднимется переполох, какая-то часть охороны к тебе кинется. Отходишь тоже тихо, без лишней хрени.
– Да уж, конечно, никого он забалтывать
