— Пока стоит защита, Мышка, — и снова спокойно ласковый тон, от которого я уже начинала раздражаться, — когда захочешь.
Ну опять эта манера строить фразы! Я начинала потихоньку злиться и снова предприняла попытку прояснить:
— Могу брать в любое время, когда захочу, пока стоит защита? А если не захочу, то выйдет обычный поцелуй или прикосновение?
— Можешь проверить опытным путем, — не дал прямого ответа Кериас, чем разозлил меня уже буквально до невозможности. Подозревает, делает какие-то намеки, пугает. Он заслужил не только жара, но и хорошего удара чем-то тяжелым по голове для вправления мозгов.
И вот пока расслабленный сыщик прикрыл глаза, явно уверенный, что я снова засмущаюсь и никакие опыты проводить не стану, я взяла и стала, причем начала со способа, который, по словам Зверя, являлся самым эффективным. Если прикосновения дают мало, то и ощутить нюансы передачи силы сложнее, а с поцелуем проблем не возникнет.
С такой мыслью я и накинулась на томно нежившегося на мягкой перине мужчину. Обхватила ладонями его голову и впилась в губы со всем желанием обессилить наглого, зарвавшегося императорского родственничка, который однажды заявил, будто со мной он может делать что угодно, а ему за это ничего не будет.
В первый миг ощутила лишь тепло его губ, а вот то, что он назвал жизненной энергией, почувствовала несколько позже, когда приятный жар и истома прокатились по всему телу легким покалыванием, принося ощущение легкой эйфории и удовольствия, а потом — огромного разочарования, когда меня с силой оттолкнули, да еще погрозили у носа указательным пальцем.
— Это уже наглость, Мышка.
— Вы сказали проверять, я проверяю. А эксперимент еще не закончен.
Дознаватель закатил глаза к потолку и раскинул руки в стороны, очевидно разрешая приступить ко второй части опыта.
Ладно. Сейчас попробуем успокоиться, вдохнуть глубоко и выдохнуть, и так — несколько раз. Не злиться, не вспоминать о мести и о том, что теперь и в моих руках появился способ воздействия, не помышлять о желании поймать еще чуточку эйфории, а просто поцеловать, совсем ни о чем не думая.
И я, как и в первый раз, ухватила голову дознавателя ладонями и снова наклонилась, целуя осторожно и без злости.
И тоже сперва почувствовала тепло губ, их мягкость и слабый аромат можжевельника. Упоение и томление накатили внезапно, дразня предвкушением той самой эйфории, не думать о которой было сложно, как и сдерживать саму себя, когда уже ощущала покалывающий жар и чувство томной неги, разливающейся по телу. А потом эта истома сменилась более реальными ощущениями мужских прикосновений.
Если я всего лишь проводила эксперимент, то Кериас со второй попытки втянулся в процесс и теперь перехватил инициативу, сбив меня с намеченного курса тем, что четким и безошибочным движением нашел способ быстро распустить шнуровку платья от мадам Амели, и теперь гладил мои обнаженные плечи и открытую спину. Пальцы проходили вдоль позвоночника, чуть надавливая, поднимались к шее, чтобы обхватить ее ладонью, не позволяя не то что прервать опыт, но даже попробовать почувствовать разницу между двумя способами.
И имей я возможность говорить, сейчас бы непременно пояснила ему, как он мешает и отвлекает от действительно важного дела. Особенно тем, что перевернул меня на спину, а сам невероятно наглым образом устроился между моих ног и превратил экспериментальные поцелуи в менее невинное занятие, вроде скольжения губ вдоль шеи и ниже, к лифу предательского, очень быстро снимаемого платья. Скорость, с какой оно сползало, а также шуршание и треск материи как раз и напомнили, что рот уже не занят и говорить я могу.
— Ой, пустите, — пискнула, одновременно пытаясь прикрыть руками обнаженную грудь, но Кериас быстро перехватил мои ладони, прижал к постели, а сам перевел горящий взор на мое лицо и хрипло выдохнул:
— Пустить? — и отвел глаза, шепнув: — Безумие.
Не поясняя, что подразумевал под безумием — мою просьбу или собственные действия, продемонстрировал это определение наглядно, когда поймал горячим ртом сосок, а другой ладонью накрыл вторую грудь.
Заторможенность моей реакции, когда сразу не оттолкнула, объяснялась, вероятней всего, отсутствием опыта. Сообразить, что правая рука свободна, я смогла с опозданием, уже когда Кериас отпустил и левую, чтобы удобнее было обхватить полушария обеих грудей, свести их вместе и ласкать одновременно.
Я так стану любовницей быстрее, чем собиралась. Хотя я ведь совсем не собиралась.
Мыслительный процесс давал сбой, и в этом явно прослеживалась вина Зверя. Я заподозрила, что он недоговорил о воздействии забранной энергии и последствиях эйфории, они затуманивали мозги тому, кто забирал. Это я ощутила на собственном опыте и очень отчетливо, как и холодок на груди, которой уже не касался горячий язык, теперь ведущий влажную дорожку по животу.
— Вы сошли с ума-а-а. — Я вцепилась в смолянистые пряди, когда черноволосая голова уместилась между моих бедер, а язык стал творить совершенно неуместные непристойности, настолько бесстыдные, что они напрочь отвлекли даже от мужских ладоней, которые крепко сжались на обнаженных ягодицах и не позволяли мне извернуться.
Сила, та самая, которую я столь опрометчиво вытянула из него, ударила наотмашь, как хлесткая пощечина, расколола голову на сотни частей. Я вырвала ладони из черной гривы, сжала виски, изогнувшись всем телом, в котором пульсировала чистая энергия. Она прокатилась до горла, вырвала из него протяжный всхлип, добралась до вновь согретой широкими ладонями груди, пробежала по ногам и сосредоточилась внизу живота, распавшись вспорхнувшими бабочками, чьи крылышки тут же облетели, как лепестки цветка под шквальным ветром.
— Ай! — Я всхлипнула громче и резко крутанулась в сторону, получив этот шанс, когда ощутила, что сильные руки больше не держат так крепко.
Подтянула покрывало, обмотала вокруг обнаженного тела, лихорадочно строя заслон между мной и дознавателем, который стоял сейчас на коленях, ссутулившись, уткнувшись лбом в перину и сжимая в кулаках ткань скомканной простыни. Он дышал тяжело, лихорадочно. Широкие плечи быстро поднимались и опадали.
— Как вы посмели! Как можно было? Что вы сотворили?
— Ничего, Мышка. — Ответ прозвучал тихо и глухо, пальцы не выпускали простыню, но на эти детали я не обратила внимание.
— Вы
