Стыд затопил такой жгучей волной, что сквозь шум в ушах я с трудом понимала, какие оскорбления выкрикиваю и в чем его обвиняю.
— Не сметь? — Его хриплый ответ я расслышала даже сквозь гул в голове. — А ты попробуй запретить мне!
И ладонь, секунду назад ласкавшая умело и бережно, сжалась на моей шее, минуя заслон из скомканной на груди ткани, опрокинула меня на кровать, а Зверь навис сверху.
— Оттолкни, запрети, но не веди себя по-идиотски, сперва дрожа подо мной, покорно раскрывая губы, не отталкивая рук, а выгибаясь им навстречу, а потом крича, чтобы я не смел пользоваться тобой. Или твое тело живет собственной жизнью, Мышка, лживой самостоятельной жизнью вдали от твоего чистого незамутненного сознания?
— Я вас убью, — теперь уже я хрипела, потому что он был невменяем, не контролировал свою силу и сжимал горло слишком сильно, — выпью энергию и не оставлю ни капли.
— Тогда начнем сначала? — Он склонился к моим губам, сверля бешеным потемневшим взглядом. — Только сперва объяснишь, как я тебя использовал. И почему после этого не я, а ты испытала удовольствие.
Ничего я не испытала, а если даже испытала, то последствием стали мучительный стыд, ожегший краской все тело, и осознание того, что стремительно скатываюсь в пугающую пропасть.
Но эту фразу я уже не могла выкрикнуть, а Зверь заметил, как я судорожно хватаюсь за его руку, и быстро разжал пальцы, отшатнулся от меня и снова схватился руками за голову, пока я кашляла и пыталась отдышаться. Я надсадно вздохнула и услышала его шепот:
— Много сил ушло… не хватает на контроль. Только не приступ, нельзя сорваться…
На моих глазах его тело стало бить крупной дрожью, а тихий шепот был едва слышен:
— Уйди, уйди.
Сумасшествие заразно, я это поняла в тот момент, когда метнулась к нему, обняла за плечи и принялась гладить по голове, укрыв нас обоих плащом из рассыпавшихся волос. Я отдавала себе отчет, что слово «приступ» означает нечто страшное, намного страшнее всего остального, особенно учитывая силу Зверя и то, как воздух вокруг снова сгустился. Мой уход не означал бы моего спасения здесь, в доме, где он являлся хозяином. Он ведь поймал меня однажды. Если сейчас убегу, где гарантия, что не бросится вдогонку?
Потому и кинулась теперь и позволила ему обнять меня и уткнуться лицом в волосы, и даже не пискнула бы, заяви он, что это я довожу его до невменяемого состояния. Но он молчал, сжимал до хруста в ребрах и молчал, а потом оттолкнул неожиданно, резко и сам соскочил с кровати.
— Не помогает, Мышка. Твой запах сейчас — это катализатор, он не успокаивает. — Зверь запрокинул голову, жадно втягивая воздух. — Хуже, только хуже! Я все еще чувствую твой вкус на кончике языка, и я сейчас сорвусь.
А потом он прыжком преодолел расстояние до двери, и грохот сотряс комнату, когда деревянная створка с гулом захлопнулась за спиной дознавателя. По коридору разнесся залихватский свист, и затихающий вдали голос Зверя коснулся слуха:
— Где в моем доме доступные служанки?
Стук оглушил на время, как и его слова, и действия. Кутаясь в покрывало, я сползла с кровати и подошла к окну, чтобы распахнуть его, подставляя лицо свежему ветерку и, совсем как недавно Кериас, запрокинула голову и жадно вдохнула аромат сада.
Я увидела его неожиданно и тут же укрылась за занавеской. Дознаватель быстро шагал по дорожке, ведущей к подъездной аллее. Зачем я спряталась, и сама не поняла, наверное, оттого, что сейчас кузен императора вызывал у меня желание находиться от него подальше.
— Служанок не нашел, — пробурчала себе под нос, наблюдая, как он идет, а потом заметила подъезжающую карету. Моя горничная стремительно сбежала с крыльца. Кериас галантно взял ее за руку, помог сесть в экипаж и что-то с улыбкой сказал. Девица мадам Амели похихикала в ответ и скрылась в недрах кареты, где секундой позже устроился и дознаватель. Дверца захлопнулась, а кучер хлестнул лошадей, направив транспорт к распахнутым воротам.
Я закусила губу, а потом быстро отвернулась и принялась искать свое платье.
ГЛАВА 7
Если мужчина стоит во главе имперского сыска, то он непременно должен обладать догадливостью и проницательностью, а если ему хватает такта, пусть не врожденного, но хотя бы приобретенного в силу воспитания, то он свою мнимую любовницу оставит в покое. Не знаю, чего хватило Кериасу, но выводы из моего поведения, которое сводилось теперь к пряткам от дознавателя, он сделал правильные.
В течение трех дней я его практически не встречала, никаких случайных и намеренных свиданий, все пожелания передавались только через горничную. Да, да, ту самую горничную, которая имела наглость войти ко мне в комнату вечером того же дня с очень довольной улыбкой и заняться моим внешним видом.
Спустя пару дней эта же девица с озабоченным выражением на миловидном личике поинтересовалась: «Вы поссорились с милордом?»
В первый момент я думала промолчать, но решив, что слугам нужно дать пищу для сплетен, раз уж я все еще числюсь любовницей и, соответственно, рассчитываю на денежную компенсацию от исполнения данной роли, согласно кивнула.
— О, понимаю, тогда его попытка вымолить прощение совсем неудивительна.
— Какая попытка? — Во-первых, я, если честно, удивилась, а во-вторых, все попытки прошли мимо меня.
— Как же, а новые вещи от мадам, которые сегодня доставят?
— А-а-а… — Более вразумительная фраза на ум не пришла.
— Ах, вы не знали? Значит, это сюрприз. Вам непременно понравится.
Она весело похихикала, чем вызвала в душе смутные подозрения.
— Почему?
— Потому что милорд — бесподобный выдумщик. — Служанка снова рассмеялась. — Мужчины стремятся все упрощать, а милорд Кериас не такой. Он очень… мм… изобретательный. Мадам голову ломала, создавая выкройки специально для вас. Мы так и назвали новую модель — «панцирь».
Насчет того, что
