– Не надо, не доставай… Я представляю содержание. И все же лучше с такими документами знакомить дома… Дело все-таки семейное.
– Не смешно. Дома у тебя? Или дома у меня? Ты вообще прилетел на сутки – и собирался ли сегодня к себе домой? По-моему, нет… Ты когда там в последний раз был?
– Собирался, – соврал Несвицкий. – Извини за каламбур – для того, чтобы собраться. Я завтра улетаю на Елизавету.
– А по-моему, ты поедешь в космопорт прямо отсюда… Чтобы снова нырнуть в свое кровавое месиво. В надежде, что когда вернешься, все у нас как-нибудь рассосется…
– До сих пор рассасывалось… Что на тебя нашло? Я приезжал и уезжал, и никогда не спрашивал, с кем ты бываешь, когда меня нет. А ты не спрашивала меня. Потом я возвращался на фронт, или в Союз, а ты… в общем, ты лучше знаешь, куда и к кому возвращалась. Что случилось? Категорически не хочешь быть генеральшей?
Ей было тридцать шесть лет. Ее называли красавицей. Она родила от Несвицкого двоих детей, – действительно родила, и действительно от него, большая редкость для Эридана.
Их брак считали идеальным. Все – даже, как выяснилось, Император. И все ошибались. Брака не было. Брака не стало задолго до того, как Александр VI подписал прошение о разводе. Брак умирал постепенно, и Несвицкий не смог бы назвать точную дату, когда они стали чужими друг другу. Чужая женщина носила его фамилию. Чужая женщина растила их детей… теперь, наверное, только ее детей… Чужая женщина ложилась с ним в постель во время его редких и коротких приездов. Впрочем, постель была единственным местом, где – иногда, ненадолго, моментами – ему казалось, что отчуждение можно преодолеть. Что закончится война, и тогда все у них будет по-другому… По-настоящему. Но его война все не кончалась и не кончалась, даже во время перемирия. И теперь у них ничего уже не будет. Никогда.
– Твое генеральство тут ни при чем, просто так уж совпало… Дело в другом. Раньше мы жили в разных мирах, понимаешь? Даже когда ты приезжал, ты был там, большей своей частью, – там, у коммунистов… Меня это устраивало. Мне хватало той малой части, с которой я ложилась в кровать. Теперь мы в одном мире. Даже когда ты в отъезде, даже когда мы живем на два дома, – ты здесь. Ты ВЕСЬ здесь. Тебя стало слишком много для меня… Перебор.
Ирина помолчала. И продолжила иным тоном:
– У меня есть другой мужчина. И я хочу носить его фамилию. И хочу, чтобы мои дети носили его фамилию.
– Начала бы с этого… А то развела турусы на колесах.
– Ты дурак… И ничего не понял.
– Возможно. Но теперь уже и не важно… Ну что, будем прощаться? Только я не знаю, как… Первый развод, опыта мало.
– Может быть, прощальный секс? У тебя есть комната отдыха?
– Ты серьезно?
– Тебя что-то смущает? Официально мы еще муж и жена.
– Извини. Ничего не получится. Появился один нюанс…
– Как ее зовут?
– Не важно. Я не хочу ей изменять… Раз уж ты сама пошла на разрыв – теперь не хочу.
Ирина долго и испытующе смотрела на него. И вынесла вердикт:
– По-моему, ты врешь. Экспромтом. Никого у тебя нет. Так, чтобы надолго, – нет. Ночь, или две, или неделя… Но связать с тобой жизнь… Только одна такая дура нашлась. Да и та поумнела.
– Не хочешь – не верь. Но я сегодня поеду домой. И проведу ночь с женщиной, с которой хочу провести оставшуюся жизнь.
– Мне кажется… Впрочем, ты прав. Уже не важно. Прощай.
– Так говорят мертвецам. Живым говорят: до свиданья.
Она встретилась с ним взглядом. Выдержала паузу и повторила с нажимом:
– Прощай.
Дверь закрылась. За ней и за прошлой жизнью. Каблучки звонко цокали по коридору. Молодые офицеры, он был уверен, смотрели ей вслед. И завидовали Несвицкому.
Рабочий день давно закончился. Он прошел к сейфу. Забрал оттуда все, что хотел увезти на Елизавету, – и все поместилось в карманы мундира. Ирина угадала: вещи уже отправлены. И домой он не собирался. Собирался поработать еще, подремать в комнате отдыха, – и в космопорт.
Но передумал. Посмотрел на часы, отправился к пси-дешифровщицам. Там как раз в это время сменялись дежурные.
Сменились… И возле сдавшей дежурство девушки уже нес вахту розовощекий корнет – высокий, явно выросший на одной из планет с пониженной гравитацией. Несвицкий устремил на него задумчивый взгляд. Попытался передать мысленный посыл: или ты сам исчезнешь, или получишь срочное задание. Вдалеке. И надолго.
Корнет попался понятливый. Исчез сам.
Он пытался вспомнить, как зовут девушку. Сашенька… Не красавица. Или Варенька? Про таких говорят: милая… Кажется, Катенька…
Точно, Катенька Мартьянова. Стоп… Мартьянова… Ну да. Был слух, что она влюблена в него, в Несвицкого… Безответно влюблена. Забавно…
– Чем ты занята сегодня вечером?
Она улыбнулась. Улыбка делала ее красивой. Почти.
– В общем-то ничего не планировала… Сверхурочная работа? Или…
– Или. Поехали ко мне. Если хочешь. Утром я улетаю, надолго.
– И что мы будем у вас делать?
Он не хотел лгать. Он устал сегодня от лжи. И сказал правду:
– Разопьем бутылку шампанского. Потом разденемся и ляжем в постель. Если хочешь.
– Хочу, – сказала она столь же честно.
Эта была правда. Голая правда. И какая-то… В общем, правде лучше не раздеваться.
Поехали на такси, а не на служебной машине, во избежание сплетен. По дороге целовались, и не только. Она перешла на «ты». У нее была маленькая упругая грудь. Мелькнула шальная и глупая мысль: а вдруг и вправду…
Она шепнула, что любит. Ждала ответа. Он ответил поцелуем.
Дома было, как он сказал. Только одной бутылкой дело не закончилось. Ему хотелось напиться, но крепких напитков в баре не оказалось. Добавляли опять же шампанским. Вторую пили в кровати, в перерывах между любовью. Между условной любовью… Третью он и начал, и добил один, она лишь пригубила.
Шампанское подействовало. После второй бутылки любовные игры показались почти настоящими. Происходящими от любви. После третьей он соврал, что она ему очень нравится. Она сделала вид, что верит. Он предложил поехать с ним на Елизавету. Она отказалась, даже не изобразив раздумья. И сказала, что сейчас докажет свою любовь другим способом. Способ был приятным и не требовал усилий с его стороны. Но ему уже не хотелось. Она была настойчива и добилась своего. Потом уснула. Удовлетворенная, если не притворялась. Он не спал, глядел в темноту. Было мерзко. Нет, даже не мерзко… Хуже. Было никак.
Потом он уснул, не заметив.
Снился хултианин, мнаэрр Гнейи. Рассказывал об особенностях хултианского секса. Особенности были на диво скучными, но мнаэрр по ходу рассказа много смеялся. Он подумал, что впервые слышит смех
