Проснувшись, он позабыл, как ее зовут. Вспоминал минут десять, вспомнил. Когда она проснулась, он сварил кофе, принес в постель. Говорили о чем-то, все слова звучали фальшиво. Она спросила, сколько у них времени, и сказала: успеем. Успели… Было совсем фальшиво.
Вышли вместе. Она предложила проводить. Он согласился, слегка удивившись.
Распрощались в космопорте, у пункта проверки документов. Поцеловались, но как-то официально, мазнув губами по губам. Она соврала, что будет ждать. Он соврал, что вернется. Оба знали, что оба врут.
Черта на полу отделяла Новый Петербург от экстерриториальной зоны. Он шагнул за черту. Она осталась. Он шел к челноку налегке, без ручной клади. Сбился с ноги… Остановился. Все было не так. Все было неправильно.
Обернулся: она не ушла, так и стояла у черты. Вернулся бегом. Увидел ее слезинку. Одну, маленькую. Сказал:
– Если вдруг… Если вдруг получилось…
Она не спросила, что должно было получиться… Ночью они не предохранялись. Бессмысленно, учитывая частоту зачатий на Эридане. И крайне невыгодно, учитывая размеры детских пособий.
– Тогда свяжись, – продолжал он. – По нашей связи, только когда скажешь оператору: Елизавета, Несвицкий, добавь: «три семерки», не «семь-семь-семь», именно «три семерки», тогда соединят.
– Хорошо, я свяжусь.
Она улыбнулась, улыбка делала ее по-настоящему красивой. И добавила:
– Свяжусь, если получилось.
Это означало: никогда с вероятностью девяносто девять и сколько-то там еще после запятой…
Его поторапливали, посадка заканчивалась.
Он сказал:
– А если не получилось… И если ты вдруг… Глупо, конечно… Но если, то свяжись.
Не часто ему доводилось столь невнятно формулировать мысли…
Но она, кажется, поняла. И, кажется, даже поверила.
Улыбнулась:
– Если – то да.
В челноке его вновь посетила шальная мысль: а вдруг… И не показалась такой уж глупой.
3Они стояли на узком плоском выступе скалы, будь тот чуть ровнее, весьма бы напоминал козырек над подъездом, кем-то и зачем-то обкусанный с одного края. Под ногами, метрах в пяти или шести, слабо рокотал прибой, над головами – несколько метров крутой скалы, местами даже отвесной, но спуститься или подняться, цепляясь за неровности, можно. По крайней мере, Славик и Лера спустились.
В кургу было не попасть, а в поселок возвращаться не стоило. В поселке хозяйничали теперь не пьяные мародеры, а кое-что похуже… Вернее, кое-кто.
Пованивало здесь изрядно. Легкий бриз, относивший в сторону моря неприятный химический запах, стих. Вдобавок здесь, над самым морем, ощущалось зловоние от гниющей рыбы – из множества всплывших рыбешек и состояла широкая белая полоса, протянувшаяся вдоль берега и удивившая Славика.
Он считал, что причина гибели рыбы и недавних диких событий одна и та же… Выяснилось это после слов Леры, объяснившей:
– Они слили перед эвакуацией весь электролит со станции, и рабочий, и резервный. Прямо в бухту. И сейнеры затопили, и большие боты… Малые не успели, бросили.
Факты складывались в стройную последовательность, один к одному, словно детальки детской головоломки. Сначала был воздушный бой, на западе, а там глубины ого-го, до двух километров. Что выгнало чудищ из привычных мест – сбитые самолеты, падавшие в воду, или бомбы с ракетами, не так уж важно. Главное, что выгнали, и прямиком на прибрежный шельф. И как раз под эвакуацию, до того дня раскуроченные ловушки бугерским рыбакам не попадались.
А потом в бухту попал электролит. Он тягучий, вязкий, тяжелее воды и плохо в ней растворяется. Жгучая отрава медленно поползла по дну, убивая мелких донных рыбешек. Крупные, очевидно, уплывали, ни одного приличного экземпляра Славик на поверхности, на покачивающемся на волнах белом покрывале, не разглядел… Затем электролит скатился в подводное ущелье – туда, где были натянуты переметы и искали пропитание глубоководные твари, лишившиеся привычной пищи.
Ну а дальше понятно… Непонятно другое – что теперь делать, как выбираться.
Но главный идиотизм ситуации в другом. На поселок напали ракатицы, вымахавшие до неимоверных размеров. Либо их самые ближайшие родственники. Над водами бухты, как раз примерно в том месте, где недавно отшвартовался подводный рудовоз, – громоздился здоровенный горб знакомой формы. Верхняя часть раковины, и поднималась она над поверхностью, пожалуй, даже выше, чем рубка субмарины. Остальные твари – а было их не меньше десятка – тела над поверхностью не показывали: либо имели меньшие размеры, либо держались чуть дальше от берега. Однако конечности этих ракатиц тоже активно шарили по берегу.
Именно ракатиц, ошибки быть не могло – Славик хорошо разглядел и щупальце, и присоску.
Точно такие же зубастые присоски венчают щупальца обычных ракатиц, но те маленькие, для человека не опасные, – только если специально долго не отлеплять присосавшуюся ракатицу, можно заполучить на кожу круглую кровоточащую ранку. Однако любое, даже самое безобидное существо, станет смертельно опасным, если увеличить его размеры в несколько тысяч раз.
А ракатицы не такие уж безобидные – мелкие, но безжалостные хищники, пожирающие, высасывающие все живое, до чего только могут дотянуться цепкими щупальцами. Едят донных рыб, добираются до нежного тела моллюсков, раздавливая раковины. Даже крабомаров не спасают их прочные панцири.
Смешно… Они старались, вкалывали, обеспечивая консервный цех сырьем, а тут оно само на берег полезло, да какое – одного щупальца цеху на день работы, а то и на два. План можно было бы на пару лет вперед выполнить одним махом.
Смешно, да не до смеха. Люди и ракатицы – по инициативе последних и вопреки желанию первых – резко и неожиданно обменялись своими местами в пищевой цепочке.
В поселке никто больше не сопротивлялся натиску из моря. Стрельба повсеместно стихла, да и толку мало от той стрельбы… Ракатицы существа живучие, если щупальце отрубить, новое отрастает.
Наверняка кто-то из мародеров погиб, кто-то сбежал в кургу, а кто-то таился, как Славик с Лерой, не имея путей к отступлению.
Играть в прятки со смертью оказалось не лучшей тактикой… Время от времени прячущихся находили, крики еще кое-где раздавались, – истошные, предсмертные. Им вторил треск дерева, звон разбиваемых стекол. Похоже, ракатицы не менее тщательно обследовали дома, чем до того мародеры. Можно было ожидать, учитывая, как методично был обчищен перемет.
Один раз прозвучал чудовищный вопль, человеческая глотка такие звуки издавать не в состоянии. Славик изумился, ракатицы вообще-то существа безгласные, а потом сообразил: щупальца добрались до второй коровы, очевидно приберегаемой бандитами на следующий ужин…
Вопрос стоял просто: обнаружат их здесь, на обрыве? Или можно будет дождаться, когда чудовищный десант уберется восвояси?
Славик все-таки надеялся отсидеться. Все щупальца тянулись из воды на пологий берег слева, а здесь, на крутые скалы, ни одно не поднималось. Конечно, их можно достать и сверху, но сначала надо обнаружить. Какие органы чувств имеются на щупальцах ракатиц, Славик не представлял, никогда не интересовался этим вопросом. Может, и нет ничего, кроме осязания. Тогда есть шанс.
Едва он так подумал, – наверху, над самой головой, послышался громкий шорох.
