Сомнений не было: здесь лежали палачи, ненадолго пережившие своих жертв. Причина их смерти тоже не составляла загадки. Огнестрельные ранения имелись лишь у нескольких, и лишь одно из них с большой натяжкой могло сойти за смертельное. Зато газоанализаторы тревожно запищали сразу, как только десантники отдраили мощную металлическую дверь, – пришлось работать в противогазах. Убийц под каким-то предлогом сюда заманили, заперли снаружи и пустили отравляющий газ…
Сообразив, что происходит, некоторые из вертухаев попытались выстрелами разнести механизм, запирающий дверь, но лишь зацепили рикошетами своих же… И все передохли, как крысы в окуриваемом дератизаторами подвале. Туда им и дорога.
Больше никого – ни живых, ни мертвых – на этой палубе группа Звягинцева не обнаружила. И вообще ничего интересного не нашлось, кроме нескольких пробоин, расположенных выше ватерлинии и не грозящих затоплением судна. В основном отверстия были небольшие, оставленные, насколько мог судить Звягинцев, осколками бомб или снарядов. Лишь одна пробоина впечатляла размерами – туда явно угодило, разворотив борт, прямое попадание снаряда или ракеты. Хотя бы эту дыру экипажу стоило заделать, во избежание проблем при сильном волнении. Но никаких попыток ремонта никто не предпринял… Некому было предпринимать?
Остальные находки любопытства не вызывали: подсобные помещения, кладовые, большей частью пустые, ближе к корме стояла какая-то аппаратура, явно вспомогательная, – наверх тянулись кабеля, трубы, шланги. Здешняя машинерия обеспечивала работу лабораторий, находившихся уровнем выше.
Именно наверху был найден утешительный приз – термостаты с генным материалом. И вообще находилось все самое интересное… Но наверх группа Звягинцева не поднималась. Там работал Долинский со своими специалистами, а охраняли их космопехи фон Корфа. Возможно, не только охраняли, но и сторожили. На всякий случай. Чтобы человек-легенда не вздумал как раз сейчас затеять новый головокружительный поворот в своей легендарной биографии.
Закончив осмотр третьей (?) палубы, штаб-ротмистр связался с шефом (тот находился с группой, работавшей в надстройках кормы), доложил о результатах.
– Поднимитесь в ходовую рубку, Викентий Ильич, – сказал Несвицкий. – Мы тут тоже раскопали кое-что любопытное. А вашим людям прикажите задраить помещение с мертвецами и возвращаться на берег. Они свою задачу выполнили.
Звягинцев поднялся в рубку. Долинский и фон Корф уже подошли туда, их путь был короче. Стояла глубокая ночь, но на «Цесаревну» тьма не опустилась – в зените на километровой высоте парил «геф», – в световой конус попадали и остров, и судно, и изрядный сектор прилегающего океана.
Ходовую рубку, кроме того, подсветили еще парой переносных прожекторов… Но лучше бы, по мнению Звягинцева, не подсвечивали.
Потому что «кое-что любопытное» оказалось новой порцией трупов. Даже бегло смотреть на них штаб-ротмистру не хотелось – по сравнению с этими останками найденные внизу вертухаи выглядели как ангелочки с рождественской открытки. Полное впечатление, что в рубке орудовала банда маньяков-расчленителей, вооруженных самыми разными приспособлениями, включая многотонный пресс, – один из погибших оказался просто-напросто раздавлен в кашу. Оборудование, коего в рубке имелось немало, тоже стало жертвой безумной и кровавой вакханалии: экраны разбиты, многие приборы сорваны со своих мест и пластиковые их корпуса расколоты, а металлические – сплющены, раздавлены.
Проникли сюда расчленители и разрушители не через дверь: выдавили – непонятно как и чем – большой, на полстены, обзорный иллюминатор из толстого и прочнейшего бронестекла. Погибшие, очевидно, попытались сопротивляться, отстреливаться, – один из них до сих пор сжимал в окоченевшей руке пистолет, а на полу, в луже спекшейся крови, валялся автомат, рядом портативный импульсный разрядник…
– Какой-то корабль мертвецов, право слово… – задумчиво сказал барон, не спеша переступить порог. – Ведь вы, господин штаб-ротмистр, тоже внесли свою лепту в общее число обнаруженных?
– Именно так, господин барон. Почти три десятка. Конвойные, отравлены газом.
– Отравили их наверняка эти четверо. – Барон широким жестом указал на разгромленную рубку, держась к ней вполоборота, не глядя в ту сторону. – Но вот их-то кто прикончил столь изуверским способом, хотел бы я знать…
– Здесь погибли не четверо, – уверенно сказал Долинский, пройдя в рубку и разглядывая результаты произошедшей в ней бойни без видимого смущения. – Что-то крови многовато вылилось для четверых… И еще… та рука, что лежит на пульте дальней связи: ни одному из этих бедолаг при жизни она не принадлежала. Даже вон тому, оставшемуся без своей верхней половинки, – мундир совсем иной. Если я, конечно, хоть что-то понимаю в оторванных конечностях. А я в них, смею заверить, понимаю.
С этими словами он щелкнул пальцем одной руки по кисти другой. Раздался звук удара металла о металл.
– Господа, кто-нибудь из вас видел что-либо похожее? – Несвицкий обвел взглядом всех троих.
– Никак нет, ваше превосходительство, – отрапортовал Звягинцев.
Фон Корф лишь пожал плечами.
– Видывал я трупы и похуже, mon général… – задумчиво сказал Долинский. – Но не разом, не в одном месте. Очень уж разноплановые повреждения.
– В самом деле не видели, штаб-ротмистр? – теперь вице-губернатор вопросительно смотрел только на своего адъютанта, обратившись не по имени-отчеству, как обычно бывало, а по званию.
Вопрос явно был не риторический, Звягинцев понял, что от него ждут какого-то конкретного ответа. Но так и не сообразил, какого именно…
– Не припоминаю, ваше превосходительство, – обтекаемо ответил он. – Кажется, не видел…
– Напрасно не припоминаете, – сказал Несвицкий, и по лицу его штаб-ротмистр понял, что какой-то очень важный экзамен им провален. – Напрасно… На избранной вами стезе некоторые вещи запоминать необходимо. Порой это вопрос выживания. А казаться вам не должно ничего и никогда. Тем, кому кажется, мнится и мерещится, лучше служить в другом ведомстве. В Комитете по метеорологии, например, в отделе долгосрочных прогнозов.
Штаб-ротмистр вытянулся по стойке смирно и надеялся лишь на одно: что не покраснел, принимая неожиданную выволочку. Но все же очень хотел бы знать, за что именно его распекают. Фон Корф тоже смотрел на вице-губернатора с недоумением. Зато лицо Долинского расплылось в циничной усмешке, несколько асимметричной из-за металлической пластины. Едва ли тот сам понимал, в чем суть и смысл разноса. Просто, как считал штаб-ротмистр, демонстрировал свою пакостную натуру.
Наконец его превосходительство соизволил конкретизировать:
– Вы ведь лично выезжали на место Бугерской резни, не так ли, штаб-ротмистр?
Звягинцев был вынужден подтвердить: да, выезжал. Именно он отвечал в канцелярии вице-губернатора за борьбу с некоммунистическим подпольем, с убийцами из Умзальской Партизанской Армии. И во второй своей служебной ипостаси – как адъютант военного коменданта – отвечал за то же самое. Хотя, честно говоря, предпочел бы отвечать за что-либо другое. Штаб-ротмистра уже тошнило от необходимости документировать и расследовать кровавые «подвиги» бандитов. В отличие от расстрельных команд Союза, крайне редко оставлявших на виду следы своих зверств, сепаратисты концы в воду не прятали… И в землю не прятали. Напротив, демонстрировали всем, устрашения
