– Логично, – рассудил князь. – Впрочем, все мы там будем!
Бригадир нахмурился и зашевелил губами, словно пытаясь прожевать слышанное. Наконец вскинул голову.
– А-а, вы в этом, стало быть, смысле? А я в самом прямом. Чуть дальше по дороге – наше кладбище. До него интернированным ходить можно, а дальше нельзя, запрет. Вот я решил лично вашей светлости все как есть показать.
При этом поглядел так серьезно, что Дикобраз тут же ему поверил.
– Польщен, – улыбнулся он. – Только давайте без титулов. «Синьора» за глаза хватит.
Усатый хитрец князю определенно понравился. Бригадир усмехнулся в ответ и вновь положил пальцы на флягу.
– Вот я и говорю: пыль, в горле першит. Не желаете по глоточку, синьор Руффо? Кстати, вы же из Рима, из столицы? Это знаете, хорошо, это я бы сказал, очень перспективно. Особенно, знаете, в смысле оптовой торговли…
* * *Дорога на кладбище была уныла и пуста, лишь очередной осел лениво перебирал ногами, оставляя за собой белый пыльный шлейф. Вино в бригадирской фляге оказалось отменным не в пример уже испробованному, однако долей коммерсанта князь так и не искусился, несмотря на радужные перспективы, обильно рисуемые его усатым знакомцем. Всех местных торговцев синьор Бевилаква уже взнуздал, однако имелась проблема с товаром для лавок. Перекупщики в Потенце безбожно накручивали проценты. Вот если бы организовать поставки из столицы!..
– Но я в торговле ничего не понимаю! – честно признался его светлость.
– А я? – развел крепкими руками Закон. – Как перевели меня в эту Матеру, так поначалу, уж извиняюсь, чуть не спился. Тоска, хоть на крышу залезай и вой. Но потом нашел себе дело. И время занимает, и пользу приносит. Это даже, знаете, поинтереснее, чем в шахматах фигурки двигать. А вы, синьор, не спешите, подумайте, как следует. Торопиться в этих местах некуда. Разве что…
Бригадир остановился и указал вперед, на высокую каменную стену. Неровная кладка, приоткрытые створки железных ворот, острый шпиль часовни…
– Оно. Стало быть, кладбище. Еще одно на горе есть, но там уже не хоронят… Вот и ориентир для вас, синьор Руффо. До ворот вам гулять можно, а дальше никак нельзя.
– А за ворота? – на всякий случай поинтересовался интерно.
В ответ усач невесело вздохнул.
– Туда-то можно. Только зачем? Ничего там нет, только Джакоппо, могильщик. Вы с ним, синьор, не общайтесь, сумасшедший он, я вам скажу, причем на всю голову.
К воротам все-таки подошли. Помянутый Джакоппо обнаружился сразу – в тени единственного дерева, высокого старого кипариса. Могильщик дремал, натянув соломенную шляпу на нос, рядом скучала большая серая собака, а дальше тянулся долгий ряд могил, с надгробиями и без. Прямо посреди аллеи лежала большая лопата.
– Спятишь на такой службе, – констатировал бригадир. – Он, синьор Руффо, с мертвецами общение водит, каждого тут знает. Говорит, что в Матере призраков куда больше, чем живых, не протолкнуться.
Князь поглядел на соломенную шляпу, вспомнил такую же, только слегка поновее. Раз сумасшедший, два сумасшедший…
– Говорят, у вас призраки возле каждого траурного флага скучают?
Бригадир от неожиданности поперхнулся.
– Скажете еще, синьор! У каждого флага… Неправда это, не видел.
– А каких видели?
Пес у ног могильщика поднял голову и внимательно поглядел на незваных гостей.
– Еще и этот! – синьор Бевилаква сердито засопел. – Собака, я вам скажу, странная. Не лает никогда, зато если завоет, то хоть святых выноси. А еще сразу в двух местах оказаться может, скажем, здесь при могилах и на склоне, где дорога на Кавеозо.
– Значит, не видели? – улыбнулся князь. Бригадир пожал пухлыми плечами.
– Далась вам эта нежить, синьор. Видел, не видел… Это, знаете, частности. А я вам сразу по сути. Добрые люди в нашей Матере после заката на улицу ни ногой. И недобрые тоже. Вот и вы так поступайте, и все в порядке будет. А то некоторые характер свой показывали, так их до сих пор ищут, найти не могут.
Пес лег прямо в пыль и принялся искать зубами блох.
7Он очнулся от боли. Приподнялся на локтях, попытавшись поднять тяжелые, словно свинцом налитые веки. В зрачки ударил желтый электрический огонь, и Лейхтвейс невольно зажмурился. Пахло химией и сырым камнем.
– Порядок, – проговорил по-немецки незнакомый голос. – Крепкий парень! Сегодня пусть полежит, а завтра можете спрашивать о чем угодно. Только по голове не бейте, у него легкое сотрясение.
– Не пугайте нашего гостя, доктор. Мы же не «стапо» в конце концов.
Рената…
Глаза он все-таки сумел открыть и сразу увидел белый халат и шприц в чьих-то руках. Чуть выше – грубо побеленный потолок и лампа под железным колпаком.
Белый халат исчез, и над ним склонилось знакомое смуглое лицо с чуть раскосыми карими глазами.
– Лежи, Таубе! Считай, что у тебя сегодня отпуск. А я рядышком посижу. Ты не против?
Негромко лязгнуло железо.
– Дверь, – пояснила девушка. – Давно петли не смазывали. Потом осмотришься, а пока головой не верти, побереги себя. Это Альберт виноват, ударил сильнее, чем требовалось. Он вообще-то ликвидатор, не привык оставлять живых.
Лейхтвейс протянул руку и нащупал матрац. Под головой подушка, на ногах одеяло. Верхней одежды нет, под левым локтем, там, где вена, легкое жжение. Шприц… Наверняка укололи какую-нибудь гадость.
В висках плескалась боль, но думать он уже мог. Мелкие осколки, покружив среди серой тьмы, беззвучно сложились в простую и ясную картинку.
Плен. Провал. Всё…
Рената внезапно улыбнулась.
– Хочешь, прочту твои мысли? Да, тебя сдали с потрохами. А ты еще удивлялся, зачем нужен Команде «А» такой неумеха! Ребята не виноваты, им просто приказали. Или ты поверил в альпинистское братство?
Слова падали тяжело, словно капли жидкого свинца. Провал, полный провал… Ничего сделать нельзя, можно только мол- чать. Куратор объяснил сразу: даже слово «нет» – это начало диалога.
…Пока – нельзя. И
