Позже Лейхтвейс часто вспоминал эти слова. Он – не предатель. Золотой нательный крест – против черного камня.
«Завтра мы встретимся и узнаем…»
* * *Наконец, его оставили наедине с тишиной. Тяжелая стальная дверь закрылась практически бесшумно, отрезая от мира. Только негромкое, еле слышное «Клац!», словно челюсти, сомкнувшись, перекусили последнюю нить. Лейхтвейс облегченно вздохнул. Заперто с двух сторон. Если кто-то захочет войти, загорится зеленая лампа и включится зуммер. В его воле – пустить или не пустить. Лейхтвейс словно попал на борт «Наутилуса». Очень похоже, единственное окошко под самым потолком, круглое, словно иллюминатор, зато много ламп. От огромной, под тяжелым матовым колпаком, до совсем маленьких возле тумбочки у дверей, на которой стоял телефон без номеров на диске.
Квадрат десять на десять метров, то ли прихожая, то ли кухня. Слева, если на дверь смотреть, газовая плита, рядом шкаф с продуктами, мойка, этажерка с посудой. Справа – полированный стол, два глубоких мягких кресла. Лампа зеленого стекла, хрустальный графин с водой.
Сзади – коридор, две двери по бокам, одна в торце. Его комната справа, открыта, ключ в кармане. Остальные пока заперты.
За работу!
Усы он уже успел отодрать и наскоро смыл грим. Взглянув в зеркало, одобрил: почти прежний, только волосы темные и лицо словно похудело. Хотел снять партийный значок со свастикой, но в последний миг передумал. Увидит Ламла – не поймет.
Блокнот!
С виду самый обычный, в красивой кожаной обложке, только страницы все уже с цифрами и буквами. Получил от толстячка под роспись буквально пару минут назад. Теперь и ему, шпиону Лейхтвейсу, есть, чем гордиться. Первый личный шифроблокнот! Симметричное шифрование – изобретение американца Гилберта Вернама, каждая страница – отдельный код.
…Только не Лейхтвейс, псевдоним теперь совсем иной. Его даже не стоит произносить, пусть даже про себя.
Он присел за стол, отодвинув в сторону графин, раскрыл кожаную обложку. Сообщение на одну строчку: прибыл, приступил к работе. Но это тоже рубеж, очередной пройденный им Рубикон. До этой минуты у Отца народов к сотруднику немецкого посольства претензий быть не могло, «дежурный» паспорт – не в счет, что тот Фелинг, что этот. Все начинается сейчас, в эту минуту.
Николай Таубе достал из нагрудного кармана полученный от того же Ламлы карандаш, очень красивый, с золотым ободком.
Улыбнулся.
Сижу я в темнице, сижу я в сырой, Ко мне вдруг приходит солдат часовой: «Погиб ты, мальчишка, Погиб навсегда!» А год за годами Проходят лета.Поехали! Держись, Чингисхан!..
3В дверь постучали, когда и положено – перед самым рассветом. Сон был чуток, князь открыл глаза, привстал на кровати. Спал одетым, только пиджак висел на спинке стула да туфли скучали на полу.
– Синьор Руффо! Синьор Руффо! Ваша светлость, вы здесь?
Голос в коридоре показался очень знакомым. Дикобраз взглянул в окно, за которым клубилась серая муть. Полночь – час призраков, рассвет – время арестов.
Снова удары в дверь, кулаком, со всей силы.
– Ваша светлость!..
– Сейчас, – вздохнул он, вставая с кровати и нащупывая ногой туфли. Мелькнула и пропала мысль о побеге. Второй этаж, не так и высоко. Но те, что пришли, тоже об этом знают.
Накинул пиджак, шагнул к двери, отодвинул защелку.
– О, ваша светлость! Вы живы? С вами все в порядке? Какое счастье! Хвала Мадонне Пресвятой и Святому Дженнаро, пусть он и трижды неаполитанец!
Усатое лицо Чезаре Бевилаква, бригадира карабинеров, так и лучилось радостью. Дикобраз отступил на шаг.
– Прошу! Меня как, с вещами? Или уже не понадобятся?
Бригадир, грузно протопав к столу, окинул быстрым и внимательным взглядом комнату.
Выдохнул:
– Уф! Успел… Эти негодяи, эти проклятые убийцы, могли прийти с минуты на минуту. О, ваша светлость, вам следовало тут же бежать наверх, на Кавеозо, как только увидели рисунок на двери!.. Очень, очень неосторожно!
Задумавшись на миг, подкрутил левый ус.
– Вещи? А зачем? Здесь их никто не тронет.
Дикобраз взял с подоконника мыльницу и зубную щетку, рассовал по карманам. Нащупал в левом молитвенник и грустно улыбнулся. Вдруг пригодится?
Все? Кажется, все. Бумаги он сжег перед сном. Подошел к усачу, протянул руки. Тот недоуменно моргнул.
– Что вы, князь? О-о, вы не арестованы, я пришел, чтобы спасти вашу жизнь. Это мой непременный долг, как государственного служащего и вашего искреннего друга. Да, друга!..
Подумал немного, взглянул искоса.
– Хотя, знаете, неплохая идея. Мы их всех обманем. О-о-о! Пусть проклятые убийцы думают, что вы попали в лапы закона. Так будет надежнее. Они не посмеют, да!
Отстегнул от пояса наручники, примерился.
Щелк!
Дикобраз без всяких эмоций прикинул, что в эту рань их никто не увидит, даже самые проклятые убийцы. Свидетелей не будет, равно как документов. Если не арест, значит ордер без надобности.
У самого порога он оглянулся, прощаясь. Не так долго здесь и прожил, а привык. Будет вспоминать, если, конечно, останется время.
Мощная длань синьора бригадира взяла под локоть. Не выпустит! Князь шагнул в темноту коридора и, чтобы не думать о самом плохом, беззвучно шевельнул губами.
Каждому срок отмерен, Вот приговор заверен, Будет солдат расстрелян – Так трибунал решил Чумба-лилалей, чумба-лилалей, Чумба-лилалей, Ла! Ла! Ла! * * *Черную повязку надели на глаза перед тем, как посадить в служебный карабинерский автобус. Возле него топтались трое, служивые при полной форме с оружием, и шофер. Никто не проронил ни слова. Князя провели внутрь, усадили на жесткую деревянную скамью, придержали за плечи. Мотор сердито зарычал, автобус резко тряхнуло…
Тьма!
Князь даже не пытался угадать, куда его везут. Особой разницы нет. По звуку мотора можно понять: ровная дорога, небольшой подъем, снова ровно и опять подъем, на этот раз очень долгий, хотя и пологий. Почему-то подумалось, что это
