– Не из-за вас! – Домучик наставительно поднял палец вверх. – Из-за всей вашей компании. Кому-то в голову пришла светлая мысль не держать вас, воевавших, в «кацете»…
– Потому что концлагеря – ведомство Гиммлера, – пожал плечами Лонжа. – Достань нас потом оттуда! А вдруг перевербуют?
– …А теперь не очень понятно, куда ваш второй взвод девать… Не поминайте всуе Гиммлера, Рихтер, я из-за этого типа плохо сплю ночами.
Взглянул прямо в глаза.
– Вы действительно думаете, что Горгау собираются взорвать? Вот так – бум! – и все? Газовое облако накрывает половину Пруссии, массовая паника по всей стране, Лига Наций собирается на чрезвычайное заседание, а фюрер вынужден признать, что не контролирует собственные вооруженные силы?
Лонжа отвечать не спешил. Не из-за таких ли мыслей Домучика на коньяк потянуло?
– Знаете, в каком случае этот ужас был бы оправдан? Если в стране намечался бы военный переворот. Тогда – да, можно ввести чрезвычайное положение и разобраться с врагами от души. Выйдет даже убедительнее, чем в Ночь длинных ножей. Но Гиммлеру переворот не нужен, у него пока недостаточно сил. А между тем про снаряды в Горгау уже пишут за границей, подозреваю, с подачи самого рейхсфюрера. Какие делаем выводы?
Лонжа понял, что не отказался бы от сигареты. Всю курить бы не стал, но пару затяжек – с удовольствием.
– Вы их уже сделали, господин Домучик. Гиммлер не может допустить катастрофу, но может и обязан ее предотвратить. Горгау пока еще официально в ведении Вермахта. Прекрасный повод разоблачить заговор! Заговорщики уже есть – наш взвод, который по недомыслию Абвера не отправили за проволоку. И вы лично – все знали, но не предотвратили.
Бывший нарядчик взглянул кисло.
– Теперь-то поняли? Я каждый день сочиняю рапорты начальству, а мне рекомендуют сдерживать эмоции. В Берлине думают, что как-нибудь обойдется. О чем будете думать вы, Рихтер, дело ваше, но…
Домучик наивно улыбнулся.
– …Но если вы задумаете массовый побег, меня предупреждать не надо. Более того! У меня есть странное предчувствие, что одного беглеца точно не поймают. Само собой, если он отправится по правильному адресу. Назвать?
Лонжа встал, одернул китель.
– Приходите вечерком в казарму, герр гауптман, и скажите это все нашему взводу. Еще убедительней выйдет.
Карел Домучик лишь руками развел. Не ценят люди добра. А хотел, как лучше!..
* * *– Думаете выжить, Рихтер? Напрасно! Всю вашу компанию живыми из Горгау не выпустят. Могу открыть маленькую тайну, вас думали использовать в операции, подобной той, что была в Вайсрутении. Но сейчас это уже не актуально, значит, и вы не нужны. А в случае побега мы бы вскрыли нарыв. Заодно удалось бы передвинуть пару кресел в руководстве Вермахта, сейчас там в большинстве те, кто предпочитает мириться с Гитлером. И подполье бы выиграло, и ваш король Август. Не исключено, что в результате фюрера удалось бы сместить на пару месяцев раньше.
– Хорошо все объясняете, господин Домучик, прямо верить хочется.
* * *Со вчерашнего дня Горгау изменился. Плац пересекла прочная длинная веревка на железных столбиках, наискось, словно разрубая. За нее могли заходить лишь патрули и караул. Там уже были «черные». В пробитые ворота форта то и дело въезжали автомобили, офицеры с «мертвой головой» на фуражке деловито обходили пустые брошенные здания, фотографировали, обмеряли. А после обеда конвой прогнал через ворота два десятка узников в полосатых робах. Административный корпус, откуда уже съехал комендант, начали приводить в порядок. Заорали надсмотрщики, «полосатики» забегали, кого-то уже опрокинули точным ударом дубинки на сырой асфальт…
…Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем; там нет надежды на смягченье мук или на миг, овеянный покоем.
Саперы отворачивались, стараясь не смотреть. Комендант, переселившийся в одну из казарм, приказал не пускать личный состав на плац без крайней необходимости.
Перед ужином, когда завершились работы, прошел слух, что намечается очередное сборище у Мертвецкого равелина. Без всякого повода, людям хотелось потолковать, выпустить пар. Ничего в этом опасного не было, с точки зрения устава – всего лишь нарушение распорядка дня, однако Лонжа, вспомнив разговор с Домучиком, собрал «дезертиров», посоветовав никуда не ходить. Другие взводы тоже известили, но послушались далеко не все.
Поздно вечером начал накрапывать дождь. Затем перестал ненадолго, однако когда в казарме погасили свет, полил, словно из ведра.
На мокрые камни старой крепости ступила Мать-Тьма.
* * *– Тревога! Тревога!..
Вначале крик, затем рев сирены. Неярким желтым огнем загорелись лампочки под потолком.
– Выходи строиться! С оружием! С оружием!..
Еще до конца не проснувшись, Лонжа соскользнул с нар, едва разминувшись с соседом снизу. Тот от души поминал коменданта, комендатову бабушку и всех их родичей, вздумавших устраивать учения в такую погоду. Иных мыслей ни у кого не было, но когда, наскоро напялив форму, саперы начали выбегать в коридор, кто-то самый чуткий вздернул руку вверх.
– Камрады! Там стреляют! Слушайте!..
Миг тишины, тяжелой, глухой, но вот издали, откуда-то из-за плотно закрытых окон донеслось:
Т-тах! Т-тах! Т-татах!..
Оружейная комната уже открыта. Карабины брали, не глядя, не сверяя номеров. Если все всерьез, не так важно, что за кем записано. Хмурый Столб деловито раздавал патроны, по две обоймы каждому.
– Рота стр-р-ройся! Первый взвод становись! Второй взвод!..
Когда наскоро пересчитали друг друга, обнаружилась недостача. В первом взводе отсутствуют трое, самые известные заводилы и нарушители дисциплины, во втором – дезертир Кассель, вожак «красных». Ротный, гауптман Эрльбрух, сонный, с помятым лицом, лишь негромко ругнулся. Потом, все потом!..
– Рота-а-а! Бего-о-ом!..
За дверями казармы – густая тьма. Фонари не горят, не светятся окна. Крепость словно утонула в ночи.
Т-тах! Т-татах!..
Теперь уже понятно – склады. По дорожке направо, через два здания, дальше въезд и черный зев подземелья. А где-то в самой глубине – снаряды с желтой полосой.
– Бего-о-ом!..
Т-тах! Т-тах! Т-татах!..
Электричество включили как раз в тот миг, когда первый взвод был уже возле въезда. Желтый огонь прожекторов упал на
