– А давно ли… давно ли ты его знаешь? – спросил Арам.
– Сейчас посмотрим… Да, добрых двадцать лет. Мы познакомились в тот самый год, когда я открыл эту книжную лавку. Он был одним из первых покупателей. Пришел с младшим братом. Купил экземпляр «Пернатых обитателей». Наш разговор затянулся не на один час, и…
– Погоди! Погоди-погоди! – закричал Арам. – У отца есть брат?!
Он оглянулся на Макасу, но это явно оказалось новостью и для нее.
– Да, – подтвердил Мавзоль. – По крайней мере, был. Симпатичный парень, рослый. Даже выше Грейдона. По-моему, его звали Сильверлейн. Сильверлейн Торн. Помнится, ваш отец очень гордился им. Сказал, что лучшего человека не сыскать во всем Азероте. Но я виделся с ним только раз. В тот самый день. И он не задержался поболтать, как ваш отец. С Грейдоном-то мы проговорили всю ночь напролет. А вот ваш дядя ушел уже через четверть часа. Не будем судить его строго: не всякому интересны разговоры о птицах и книгах. Хотя, должен признаться, я готов говорить о них часами… – Мавзоль замолчал, вглядываясь в лица новых друзей, и снова словно прочел их мысли. – А вы, выходит, и не знали, что у вас есть дядя, не так ли?
Арам был ошеломлен. Он знал свою родню по линии матери – бабушку, тетю, нескольких двоюродных братьев и сестер, и, конечно же, собственных единоутробных сестру и брата. Но о каких-либо родственниках со стороны отца, если не считать Макасы, даже не слышал.
– Как, ты говоришь, его зовут? – откашлявшись, спросила Макаса.
– Сильверлейн. Да, определенно, Сильверлейн. Помнится, я еще подумал: «Сильвер и Грей. Серебро и сталь. Два оттенка одного цвета. Ха!» И даже спросил, нет ли у них сестры по имени Арджент[1].
– И что же? Есть?! – спросил Арам, готовый поверить и в такую возможность.
– Нет, нет, – ответил гоблин. – Это была всего лишь шутка, причем, боюсь, неудачная. Но если бы у ваших деда и бабушки была дочь, они вполне могли бы дать ей такое имя…
Видя, что его не слушают, Мавзоль замолчал. Молчание затянулось. Только минуту спустя мальчик вновь заговорил.
– Значит, у меня есть дядя, – полным изумления голосом прошептал он, повернувшись к Макасе. – У нас есть дядя Сильверлейн!
– Впервые об этом слышу. Он жив? – спросила она.
Оба взглянули на Мавзоля, но тот лишь беспомощно пожал плечами.
– Я ничего не слышал о его смерти. Но, должен признаться, во время следующих визитов ваш отец ни разу не упоминал о нем. Знаете, в наших отношениях случился перерыв лет в пять или шесть. В то время он жил в… э-э…
– В Приозерье, – подсказал Арам.
– Да, так и есть. На востоке. Помнится, когда мы снова встретились после этих лет, я спрашивал Грейдона о Сильверлейне. И, сдается мне, ваш отец ответил, что давно не виделся с ним. Но о его смерти он не говорил ни слова.
– Значит, он может быть жив?
– Возможно. Вполне вероятно. Как знать? Человека очень легко потерять из виду, если не прилагать усилий к обратному. Помню, я так и сказал Грейдону в прошлом году. И, что самое забавное, речь шла не о его брате, а о моем. Я говорил, что не виделся со Страдлем уже лет десять, хотя некогда мы были близки, как две блохи на собачьей шерстинке. Это-то, если вдуматься, и напомнило ему о тебе, Арам. Он очень скучал по тебе.
– Правда?
– О да! Он очень жалел, что бросил тебя и твою мать. Я спросил: «Отчего же ты ушел от них?» Но он только отмахнулся. Тогда я спросил: «Отчего же ты не вернешься повидаться с ними?» И он сказал, что, может быть, так и сделает. Сказал, что ты, вероятно, уже достаточно вырос, чтобы стать частью…
– Частью чего? – еле слышно выдохнул Арам, прижав ладонь к груди, к компасу под рубашкой.
– Ты знаешь, кажется, я спросил и об этом. Он надолго задумался, а, когда я окликнул его, сказал что-то вроде: «Частью моей жизни». И, пожалуй, насколько я могу судить, говорил правду. Но у меня возникло чувство, будто не всю, далеко не всю. Мы говорили о многом, но еще многое он держал при себе. И оба мы знали об этом.
– Должно быть, тогда-то он и принял это решение, – сказала Макаса. – Я помню, как «Волноход» в последний раз заходил в Прибамбасск. Сразу после этого мы взяли курс на Восточные Королевства. Останавливались по пути для торговли, но чуть ли не летели в Штормградский порт, хотя в то время я еще не понимала, зачем.
Казалось, еще чуть-чуть – и челюсть Арама отвиснет до самого пола. Он изумленно уставился на Макасу, затем устремил не менее изумленный взгляд на Мавзоля и, наконец, сказал:
– Спасибо. Ведь это ты подтолкнул его отправиться за мной.
– Полно, полно, моей заслуги в этом нет. Если твой отец решил повидаться с тобой, то сделал это исключительно по собственной воле.
Арам рассеянно кивнул, и взгляд его сам собой скользнул по рисункам на столе, за плечом Мавзоля.
Заметив это, Мавзоль сказал:
– Думаю, ты помнишь, что я работаю на мероприятиях МИГА в качестве официального художника. Вот только ты, мальчик, мне сильно помешал.
– Я?
– Именно. Когда пришло время изобразить тебя, какой-то мурлок столкнул тебя в воду.
– Он спасал меня.
– Да, за тобой гнались эти огры. Это мне тоже сильно помешало. Когда ты выиграл, я решил, что нарисую тебя по завершении круга почета. Но ты исчез. Пришлось вместо тебя нарисовать малыша Залатая.
Мавзоль развернулся к столу вместе с креслом – да-да, вместе со всем сиденьем, неподвижными остались только ножки! После этого сиденье с Мавзолем поднялось на целый локоть, и он оказался в самой удобной для рисования позиции. И, наконец, над спинкой кресла с жужжанием поднялось сверкающее овальное зеркало в виде створки раковины с факелом внутри, озарившее стол ярким светом. Хитроумное устройство привело Арама в изумление, но в эту ночь он успел пережить столько изумительного, что вовсе не удивился волшебному креслу почтенного старого гоблина. Если бы это кресло вдруг
