Казалось, Эстар почувствовала его взгляд. Она оглянулась, не говоря никому ни слова, поднялась и тихо подошла к отцу, остановившемуся в дверях. Высокая, стройная, почти чужая…
– Добро пожаловать домой, папа.
Замкнутая, едва ли не застенчивая, она не потянулась к нему с поцелуем, как сделала бы другая. Он часто замечал подобное среди «родных» детей. Парадокс: тем, кто не был выношен в чреве из человеческой плоти, куда легче даются плотские проявления чувств…
– Ты нашел для меня розу? – спросила Эстар.
Левин взглянул на дочь с бесконечной тоской.
– Поначалу казалось, будто я тебя подведу, – ответил он. – Но под конец… Смотри. Вот она.
Ни слова больше не говоря, он подал ей зеленый цветок.
При виде розы бледное лицо Эстар сделалось белее снега. Она понимала, в чем дело, и, если и предсказала подобный исход волею случая, то, конечно, не думала ни о чем подобном сознательно. Она надолго замерла без движения, затем протянула руку и приняла розу. Тем временем музыка шла к концу. Минута – и все присутствующие узнают о его прибытии и увидят эту сцену на пороге.
– Да, – сказала Эстар. – Понимаю: это должна быть я. Они… они твои дочери, а я – только гостья.
– Эстар… Что ты говоришь?
– Нет, не так. Прости. Я только хотела сказать, что мне терять нечего, или почти нечего – разве что родной дом да любящего отца. А вот они потеряли бы все… Любовь, детей, таланты… Нет, уж лучше это буду я, верно?
– Я собираюсь подать прошение… – начал было Левин, но тут же умолк.
– Ты же знаешь: прошения подают все. И всё – без толку. Когда я должна уехать?
– Обычный срок – месяц. О, Эстар… Если бы только тут можно было чем-то…
– Ты сделал бы все возможное, я знаю. Ты – просто чудо, но всему есть свои пределы. К тому же, ведь мы расстаемся не навсегда. И… я уважаю твое решение. Правда. Ты не ошибся в выборе.
Музыка стихла. Загремели аплодисменты, зазвенел смех, и кто-то первым в комнате выкрикнул его имя.
– Глупая, – сказал Левин младшей дочери, – разве ты не понимаешь? Я выбрал тебя не потому, что дорожу тобой меньше всех, а оттого, что больше всех люблю тебя.
– О, – вздохнула Эстар, склонив голову, чтобы скрыть слезы, выступившие на глазах.
– Да, нас принуждают к этому решению, – сказал Левин. – К кровавой жертве. Я понимаю, моя просьба непростительна, но… пожалуйста, не говори никому ни о чем, пока не кончится этот треклятый праздник.
– Конечно, – ответила дочь. – Я ненадолго уйду к себе – минут на десять, не больше. А потом вернусь, сияющая, как солнце. Вот увидишь. Ты будешь гордиться мной. А им скажи, что я ушла поставить твой… твой подарок в вазу с водой.
Во время первого официально зафиксированного посещения родной планеты пришельцами со звезд Левин был мальчишкой пяти лет от роду. Инопланетные корабли свалились как снег на голову. Впрочем, не слишком густой: кораблей было немного. Лунные города, марсианская Марша, звездочки орбитальных колоний, паривших в пространстве между ними – все это пришельцы оставили без внимания. Они явились прямо в метрополию и принесли с собой дары, дары культуры, подобной земной, и в то же время так непохожей на земную, а главное – ушедшей далеко вперед: чистые и безотказные технологии, блестящие плоды интеллекта и развитой индустрии. Вскоре после этого, будто мудрые гости, не желающие испытывать гостеприимство хозяев, инопланетные корабли и большинство прибывших убрались восвояси. Главная цель визита, несмотря на весь их альтруизм, так и осталась загадкой. О цели тех, кто остался, думали разное. Поначалу их полагали кем-то вроде префектов. Земля ведь, до некоторой степени, была завоевана, и, хоть сохранила полную видимость свободы, несомненно, должна была время от времени держать ответ перед благосклонными «старшими братьями». Однако оставшимся инопланетянам ни ответы, ни лакеи не требовались. Казалось, они остались лишь потому, что так пожелали, всей душой полюбив Землю либо устав от странствий… ну, что-нибудь в этом роде. Превосходно обслуживаемые собственной автоматикой, устроившие себе жилища вдали от больших городов и оживленных транспортных артерий, они ни на что не накладывали лапу и ни во что не вмешивались. Судя по всему, они были довольны самим пребыванием на Земле. Таким образом, забыть о них для большинства землян оказалось несложно.
Но далее, примерно в то время, когда Левин заканчивал «взрослое» образование – то есть, дожил лет этак до двадцати шести – были разосланы первые розы. С головой ушедший в последнее восхитительное исследование чего-то давным-давно позабытого, он все пропустил. Всполошила его только лавина шумных протестов. Зловещая, навязчивая тревога, охватившая его в те дни, осталась в памяти навсегда. По-видимому, пришельцы наконец решили кое-чего потребовать. Вернее попросить кое о чем – предельно вежливо, но твердо. Каким-то непостижимым образом всему человечеству сделалось ясно, что взять желаемое они могли бы без всяких просьб, что просьба – всего лишь дань вежливости. Роза означала любезный вызов к себе, и первые розы сопровождались пояснениями, что повлекут за собой эти любезные вызовы. Невзирая на все протесты, петиции, громкие речи во всех сенатах и советах всех государств и этнических альянсов планеты, вызовам повиновались. Иного выбора не было. Любое «нет» вдребезги разбивалось о несокрушимое, безапелляционное «да».
Без применения силы, без малейших угроз, одним лишь невысказанным, никак не продемонстрованным, однако известным всем доводом… Земля была в долгу перед своими друзьями. Первый и единственный ошеломляющий удар – и исход битвы решен. Собственно, и битвы-то никакой не последовало. Бои начались позже, семьдесят лет спустя, когда умиротворенное человечество всколыхнула вторая волна роз – пурпурных, лазоревых, зеленых неземных роз, выращенных в садах, засеянных семенами иной планеты. Тогда некоторые из вызванных предпочли спрятаться, пуститься в бега, другие – сопротивляться. Третьи попросту твердо, наотрез отказались повиноваться и остались сами по себе. Но и на этот раз незримое, неощутимое, однако ж невыносимое давление одолело и тех, и других, и третьих. Вскоре обнаружилось, что люди конфликтуют только с другими людьми. Пришельцы ни с кем не воевали, никого не захватывали силой. Но они ждали, и это чувствовалось – да еще как. Розы, брошенные в огонь, не сгорали. Розы, вышвырнутые в мусор, таинственным образом возвращались – свежее и чище прежнего. Пришельцы не повторяли требования дважды. Первого раза всегда было довольно.
Без инопланетных подарков о процветании, подобном нынешнему, человечеству нечего было и думать. Постепенно, поддавшись на убеждения собственных соотечественников, сбитые с толку, уставшие биться лбом о бетонные стены цензуры, и те, кто прятался, и те, кто дрался, и те, кто держался сам по
