Дверь осталась незапертой.
Путилин решительно вошел в комнату направо. Там у стола сидела молодая женщина в голубом капоте.
— Что вам угодно? — повернулась она к Путилину.
— Арестовать тебя, Котултовский! — крикнул Путилин, направляя на «нее» дуло револьвера.
В эту секунду Путилина схватили сзади чьи-то сильные, цепкие руки.
— А-а, попался наконец-то! — загремели голоса.
— Кто вам сказал, негодяи, что я попался?! — грянул Путилин, напрягая все усилия, чтобы вырваться из рук негодяев, державших его.
Началась борьба. Два агента тайной квартиры старались повалить Путилина на пол. Почти старик, гениальный сыщик защищался отчаянно.
Дама в голубом капоте, любовник Азры, бросился на подмогу своим товарищам.
— Что, любезный Путилин, ловко тебя Азра провела? Азра! Азра! Иди погляди, как мы будем убивать этого проклятого сыщика. Да валите же его, черт вас возьми!
Путилин упал, но почти сейчас же вновь поднялся, успев схватить Иозеля Котултовского за горло.
— Сдавайтесь, негодяи! — бешеным ревом вырывалось у Путилина.
— Ха-ха-ха! — захлебывались в злобно-сладострастном хохоте преступники. — Он, он приказывает нам сдаваться! Он, который в наших руках!
И вот в эту секунду из-за портьеры соседней комнаты выглянуло торжествующее лицо великой еврейки «Золотой Ручки», послышался ее чисто демонический смех.
— Постойте!.. Погодите! — властно приказала она. — О, дайте мне упиться торжеством моей победы! Здравствуйте, Иван Дмитриевич! Здравствуйте, великий Путилин! Попались?
— Ничуть ни бывало, великая Блумштейн: правда, эти негодяи довольно крепко держат меня, но я сейчас освобожусь от их нежных объятий.
— Попробуй! — прохрипели те, точно бульдоги, впившиеся в тело живого человека.
— Слушайте, Путилин, не устраивайте высокой комедии, на которую вы такой большой и великий мастер. Сознайтесь, что вы… опростоволосились? А?
— Ничуть не бывало. Я отлично знал, что Азра вами подослана. Только вот как вы это чучело поделите между собою? Котултовский, я давно его ищу, ваш любовник и вместе с тем жених Азры. Смотрите: не раздеритесь! Хотя драться вам не придется: вы пойдете на каторгу, Азра — в тюрьму.
— А ты?! — затряслась от бешенства знаменитая мошенница-убийца, задетая за самое живое, за чувство ревности. — Ты куда пойдешь, проклятый Путилин?
— Я? Домой поеду. Мне чертовски хочется пообедать, Сонечка Блумштейн!
— Сейчас… сейчас я угощу тебя.
«Золотая Ручка» стала вынимать что-то из кармана.
— Шприц с ядом, Блумштйн? Вы какой употребляете? Акву тофану или кураре? У меня, например, есть отличная доза кураре. Давайте меняться, Сонечка?
Тут произошло нечто поразительное: «великая еврейка», женщина, никогда не знавшая, что такое страх, замешательство, вдруг побледнела, как смерть, и широко раскрытыми глазами уставилась на Путилина.
— Как?! Вы и это знаете?!
— И это знаю, Сонечка…
— Слушайте, Путилин: вы черт или обыкновенный человек?
Путилин рассмеялся.
— Вот это я понимаю: это — разговор начистоту. Я, Софья Блумштейн, ваш карающий меч.
— Что ты с ним время теряешь? — вырвалось у Котултовского. — Кончай его скорее, или мы сами перегрызем ему шею.
Шесть крепких рук держат Путилина. Он чувствует горячее дыхание озверелых людей. Оно жжет его.
— Молчать! — крикнула «Золотая Ручка», сверкнув глазами. — Вы чертовски умный человек, Путилин. Я знаю, что из ваших лап не так-то легко вывернуться. Но неужели вы думаете, что вы меня возьмете?
— Возьму.
— Да ведь вы — сейчас умрете? Вы — кончены, Путилин.
— Повинуюсь… ваше счастье. Но слушайте, Сонечка, когда через несколько дней вы будете в моих руках, я вам отплачу сторицей.
— С того света, великий Путилин? — злобно расхохоталась Блумштейн и стала медленно подвигаться к своему гениальному противнику. В руке она держала шприц.
— Ну-ну, Сонечка, не трусьте. Один укол — и Путилина не будет!
— Верно, верно… Я отомщу тебе за массу наших собратий.
— Постой, Сонечка, ты разве забыла, как я спас от каторги еврея Губермана? Ведь он обвинялся в возмутительном убийстве девочки.
Дрогнула рука «Золотой Ручки», но ненадолго. Все ближе и ближе подвигается она к нему. Путилин уже слышит аромат ее крепких, пряных духов.
— Сюда! — громовым голосом закричал он. Миг — и Сонечки Блумштейн уже не стало. Она, словно куда-то скрылась, провалилась.
— Берите их! — приказал Путилин вбежавшим агентам.
Разжались руки обезумевших от страха негодяев, и они выпустили Путилина.
Три сообщника тайной квартиры были арестованы.
— Ваше превосходительство! Главную-то мы и упустили! — досадливо произнесли агенты.
— Я редко кого выпускал! — невозмутимо спокойно ответил Путилин. — Или вы разуверились во мне?
Он стоял улыбающийся, с горящим взором.
Светлейшая княгиня Имеритинская. Барон РотшильдНа вокзале Варшавской железной дороги царило несколько необычное по тому времени оживление.
Причиной его явилось событие необычайной важности: в одном и том же поезде должны были отправиться два высокопоставленных пассажира: ее светлость княгиня Нина Имеритинская и барон Альфонс Ротшильд, всемирный миллионер.
Трое выездных лакеев в ливреях с княжескими гербами суетливо метались по внутренности вокзала.
— Приготовить место в зале для ее светлости!
— Сколько осталось времени до отхода поезда?
— Филиппов, сдай багаж!.. Ее светлость приказала осторожнее обращаться с этим сундуком.
Наряду с этим суетились и «комми» первокласной петербургской гостиницы «Hotel de France».
— Сейчас приедет барон. Заказано ли «Cafe glace»? — безбожно врали по-французски русские комиссионеры отеля. — Monsieur le baron… господин Ротшильд так любит этот освежающий напиток.
Сотни взглядов, в которых светились любопытство и острое чувство зависти, провожали выездную свиту могущественных владык земного счастья.
С дебаркадера донесся первый звонок.
— Где же Ротшильд? Хоть бы глазком на него поглядеть! — неслись подавленные возгласы.
У входа произошло движение.
Выездная свита ее светлости бросилась стремглав. В общий зал входила великолепная дама в строгом, стильном аристократическом туалете.
— Я не опоздала? — послышался мелодичный голос.
— О, ваша светлость, еще только первый звонок! Места для вашей светлости уже готовы…
Она шла, как царица, среди безмолвно и почтительно расступавшихся перед ней людей.