— Пожалуйте, ваше превосходительство.
…Через несколько минут мы были в кабинете директора и старшего врача московского «желтого» дома.
— Весьма польщен. Прошу покорно. Чем могу служить? — Умные, усталые глаза пытливо глядят на нас.
— Вы знаете, профессор, кто я?
— Знаю, господин Путилин. Вы тот, который творит чудеса в области сыска.
— Спасибо на добром слове. А это мой верный доктор. Я приехал… Впрочем, скажите, вы слышали о фантастическом привидении, пугающем Москву?
— На Сухаревой башне?
— Да.
— Слышал. Хотя я живу в особом царстве, весь уйдя в мои печальные обязанности помогать несчастным страдальцам, но я не совсем отрешен и от иного мира. Слухи о каком-то привидении достигли и до меня.
— Я приехал раскрыть это дело. Скажите, у вас исчез душевнобольной Николай Петрович Яновский?
— Да.
— Он — отставной офицер, не так ли?
— Да. А вы откуда же все это знаете, ваше превосходительство? Директор-профессор с любопытством поглядел на Путилина.
— Это все равно. Впрочем, вы ведь заявили об этом сыскному отделению. Теперь мне гораздо важнее и интереснее узнать от вас характер заболевания вашего бежавшего пациента. Будьте добры, профессор, дать мне точные сведения, какой формой помешательства страдал Яновский.
— Тихий, безнадежный хроник… Mania grandiosa… мания величия… отчасти и mania persecutionis… мания преследования. Да вот история его болезни.
Старший врач и директор страшного «желтого» дома достал толстую тетрадь, испещренную знакомыми пометками, и углубился в нее.
— Доставлен год тому назад теткой. Женат. Жена бросила его, бежала… Сначала был помещен в 1-е отделение, как страдающий припадками буйного умопомешательства. Потом улучшение, довольно резкий поворот к улучшению. Надежда на выздоровление. Перевод во 2-е отделение и… переход к неизлечимости.
Директор долго еще продолжал знакомить Путилина с описанием болезни несчастного офицера.
Я не привожу здесь в подробностях всех медицинских определений, так как это неинтересно.
— Вы, профессор, конечно, обращали внимание на особенности проявления той или иной мании бежавшего Яновского?
— Разумеется.
— Вы помните их?
— Помню. У нас, психиатров, хорошая память.
— Сколько я знаю, — продолжал свой допрос Путилин, — почти все сумасшедшие имеют свою исходную, отправную точку помешательства. Так?
— Так.
— Они проявляют хоть в чем-нибудь свою страсть, свою склонность к тому, о чем порой здоровые мечтали?
— Совершенно верно.
— Так вот, не замечали ли вы в Яновском особой привязанности к чему-либо? Мне это очень важно знать.
Не только я, но и профессор-психиатр с удивлением и искренним восхищением глядели на знаменитого сыщика.
Откуда у него такая красота острого анализа, острого мышления в предмете, для него, очевидно, совершенно чуждом?
— Изволите видеть, — начал директор «желтого» дома. — Яновский, по-видимому, очень сильно увлекался…
— Легендарной историей? — быстро спросил Путилин.
Психиатр откинулся на спинку кресла.
— Вы… вы и это знаете?
— Я вывожу свою «кривую». Простите, профессор, этого вы, впрочем, не знаете.
— Однако слава о вас идет недаром. Вы прозорливый, господин Путилин. Ну-с, совершенно верно. Яновский страшно любил рассказывать о легендах. Так, однажды он меня спросил: «Верите ли вы, профессор, в заповедную тайну Жигулевских гор, тех Жигулей, где пировал Стенька Разин со своими удалыми молодцами?» Я ответил то, что подсказывала мне моя наука, мой опыт, мой метод.
— А еще, случайно, вам не приходилось слышать от него каких-нибудь легенд?
— Нет, не упомню.
Путилин встал и протянул директору какой-то крошечный лоскуток.
— Идя к вам, я, преодолевая сильнейший страх, какой питаю к помешанным, внимательно вглядывался в халаты ваших больных. Скажите, профессор, такая материя идет на халаты у вас?
Директор всмотрелся в крошечный лоскуток и уверенно ответил:
— Да. Именно такая.
— Ну, вот и все. Простите, что побеспокоил вас. У вас ведь и так дел много.
Известный психиатр с чувством пожал руку Путилину.
— Я счастлив был познакомиться с таким замечательным человеком, как вы, господин Путилин. Прошу верить, ваше превосходительство, что сегодняшний день останется у меня надолго в памяти.
Путилин стал расспрашивать профессора о наружности Яновского.
Мы вышли из страшного дома. До нас долетали безумный хохот, стоны, вой, взвизгивания, проклятия.
В поисках за телесной оболочкой духа-призракаНа обратном пути от сумасшедшего дома Путилин задумчиво сидел в коляске.
— Ты, кажется, можешь быть доволен, Иван Дмитриевич?
— Почему?
— Насколько я понял, ты напал на след.
— Этого, увы, еще мало, доктор. Мало напасть, надо найти. И потом для меня ясна одна деталь. Однако попытаемся.
В номере «Лоскутной» нас ожидал В.
— Я заехал узнать, Иван Дмитриевич, не потребуются ли вам мои агенты.
— Спасибо, но в настоящую минуту они мне не нужны. Мне придется воспользоваться их услугами, но несколько позже.
— Вы что-нибудь узнали?
— Ничего.
В. недоверчиво поглядел на Путилина.
Разговор перешел на другие темы.
— Скажите, коллега, какие у вас в Москве есть костюмерные заведения-мастерские? — вдруг неожиданно спросил Путилин. — Я, как петербуржец, этого не могу знать…
В., польщенный обращением Путилина к его, В., помощи, оживился.
— Костюмерная мастерская Пинягина, такая же мастерская Лашеева. Есть еще несколько.
— Это крупнейшие?
— Да.
— Где находится Пинягина?
— Большая Дмитровка, здание Дворянского собрания.
— А Лашеева?
— Газетный переулок….
— Так, так… Вы ожидайте меня, коллега, под вечер. Может быть, вместе будем работать.
…Зеркальные окна. Вход между колонн — и сразу помещение, производящее впечатление чрезвычайно любопытное.
Всюду — всевозможнейшие костюмы, сверкающие золотом, серебром. Вот стоит римский воин: блестящие латы, горделивый шлем, короткие штаны, широкий меч и круглый щит. Все это надето на манекен. Перед вами воссоздается картина железного непобедимого воина античного великого Рима. Рядом с центурионом-легионером — изящная, изнеженная фигура французского маркиза времен великолепных Людовиков… Там, дальше, — испанские гранды, венецианские дожи, русские бояре, гугеноты, монахи, пейзане и герцогские мантии. Какая поразительная смесь лиц, эпох, народов! Каски, шлемы, плащи, береты, треуголки, колпаки,
