голос подсказывал, что старая гвардия может объединиться с армией, где были очень сильны позиции Троцкого. Что бы тогда произошло? Вот этого я и боялся. На съезде была робкая попытка ограничить мою власть, даже хотели предложить на мое место Кирова. Видите ли, он умеет слушать народ, понимать его. Какая глупость! Я очень внимательно изучал русский народ. И прекрасно понял, что ему нужно. Народ не был готов к свободе. Да, кучка революционеров думала, что свершится революция, и все измениться на следующий день. Но вспомни, что началось в Петрограде после революции? Погромы винных складов. Мародерство и пьянство – вот тебе и русский народ. Рабочие не хотели работать для себя, на заводах упала производительность труда и дисциплина. Сознательности никакой. Почему так получилось? Да им нужен был нужен хозяин с дубинкой, который заставляет работать. Революцию сделали, а работать за них будет кто-то другой? Они были эгоистами, жили только для себя, а социализм требует другой человеческой формации. Везде. Начал с крестьян. Эти людишки вцепились в частную собственность, и до других им дела не было. Мы дали им землю, а они работали только для себя. Съезд прошел. Я выступил и пообещал быть более внимательным к мнению простых партийцев. Но Киров из моего друга превратился в конкурента. Только тогда я понял, какая это масштабная фигура, и как его авторитет может серьезно угрожать моему положению. Несколько месяцев спустя его убьют. Мысли подсказывали, что надо действовать и не ждать, когда меня сожрут все эти старые революционеры. Политика вещь страшная, здесь нет друзей и союзников. Я искренне плакал у гроба Кирова и прилюдно пообещал найти и покарать его убийц. Мои слова никогда не расходились с делом. Но это были только цветочки. Смотрел, как народ будет реагировать на первые репрессии, и был удивлен, с какой легкостью люди принимали аресты и наказание первых жертв. Теперь знал точно, можно готовить сокрушительный удар по всей потенциальной оппозиции. НКВД возглавлял Генрих Ягода, но он был не слишком рьяным и не готов к крупномасштабным чисткам. Мне нужен был другой человек на этом посту, и я его нашел. В Гражданскую войну этот человек был простым полковым писарем. В мирное время перешел на партийную работу. Невысокий ростом, он обладал кучей комплексов, но я не знаю более, идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно было не проверять и быть уверенным – все сделает. У него был только один недостаток: не умел остановиться. И иногда приходится следить за таким помощником, чтобы вовремя остановить. Это был идеальный кандидат на пост наркома НКВД. И Ежов приступил к делу. Я решил убрать всю старую ленинскую команду и выдвиженцев Троцкого в армии. Новый нарком справился с делом на пять с плюсом. Но тут пошел перебор. Истерия вокруг врагов народа закрутилась так, что со всех уголков страны хлынули потоком доносы, и аресты понеслись лавиной. Писатели, актеры, музыканты, почти вся верхушка армии, командование полков, военные аналитики, конструкторы, директора заводов, инженеры, ученые, преподаватели вузов – все попали под карающий меч Ежова. Когда я спохватился, масштаб репрессий был такой, что даже мне стало плохо. Пришлось отстранить Николая Ивановича. Его называли последовательным сталинским наркомом, а в народе ходил афоризм: ежовые рукавицы. Пришлось и Ежова расстрелять. Он много знал такого, во что других посвящать не стоило, и при этом показал всем, что справедливость существует. Однако выпускать всех на свободу было нельзя. НКВД никогда не ошибается. Ведь за ошибки чекистов будет отвечать партия, а значит, я. А вождь не может ошибаться. Это закон.
– А зачем ты расстрелял лучших военачальников?
Сталин опять стал вертеть трубку в руках.
– Они сторонники Троцкого и в любое время могли поднять мятеж. Я это чувствовал. Но чистку делал ради того, чтобы строить социализм: когда нет порядка в доме, что-то серьезное создать просто не возможно. В стране должен быть один хозяин. Я знал, как создавать новый строй, и, главное, хорошо понимал, что нужно народу. Русский народ суеверен, ему всегда нужен Бог и царь. Богом у нас был Ленин, ему поклонялся народ, я добавил людям еще много новых святых – Киров, Дзержинский, Куйбышев, Калинин, а царем стал я.
– Но для чего тебе все это было нужно?
– Ты не понял меня. Любую реформу может провести, только когда народ не будет сомневаться в ее необходимости. Я создавал новое общество, где нет оппозиции, нет врагов, нет предателей, где все трудятся ради одной цели – построения социализма, а потом и коммунизма. А все, кто с этим не согласен, обществу не нужны. Это был залог успеха. Да, я насадил страх, но он был оправдан. Люди стали работать добросовестно, а кто не хотел работать и строить социализм, ехали в лагеря, где их быстро учили трудолюбию. Меня можно обвинять в чем угодно, но темпы индустриализации были такие, каких не было за всю историю. Меня многие критикуют, но я делал все, чтобы ты стал могучим и сильным. Да и войну мы выиграли только за счет индустриализации. Не было бы промышленности, не было бы великих побед.
– Товарищ Сталин, а почему же я тогда умер?
Вождь продолжал ходить из стороны в сторону, теребя трубку в руках.
– Можно сказать, что это был заговор врагов. Но если честно, причина не в этом. На страхе долго не продержишься, нужны были реформы. Я бы не смог их провести, ломать собственное детище у меня бы не поднялась рука. Но создал базу для счастливой жизни, оставил после себя дисциплину, но, к сожалению, и огромный бюрократический аппарат, который зачастую не отвечал интересам трудящихся. В этом, скорее всего, была моя ошибка.
– А кто мог бы провести реформы, которые бы меня спасли?
Сталин задумался. Он долго перебирал, что-то в памяти.
– Наверное, никто. Хотя постой. Был у меня один молодой нарком. Талантище. Скромный, без всяких амбиций, трудолюбивый, к людям относился с пониманием,. Светлая голова . Я его за глаза обычно называл счетовод: мыслил как метеор, спросишь, сколько будет три тысячи семьсот сорок два умножить на пять тысяч триста восемьдесят два. и через секунду он дает ответ: двадцать миллионов сто тридцать девять тысяч четыреста сорок четыре. Я проверял много раз, никогда не ошибался. Уникальный человек. Не знаю, как сложилась его судьба. Похоронен здесь, но почему-то его дух не любит здесь бывать. Он и при жизни все время старался держаться в стороне, а сейчас, скорее всего, в своем родном Ленинграде.
Сталин присел на лавочку и углубился в мысли. Я
