Дверь. Она уже открыта, возле неё стоит мистер Сандерс, ''коптильщик''. Так его называют обитатели Дома Смерти, узник вспомнил, с каким страхом он несколько месяцев назад впервые столкнулся с ним. Сандерс просто зашёл в камеру и молча посмотрел, словно оценивал, прикидывал что-то. ''Коптильщик''... Они все здесь такие предупредительные, вежливые, за все время ни разу ничего себе не позволили. Ни грубого слова, ничего. Но... Но их взгляды, лица, сжатые губы... Они ненавидят его. Неужели им совсем все равно, что он переродился, искренне обратился к Богу? Его молитвы... Размышления... Долгие беседы с преподобным Мак-Милланом, приходы матери... Ее фанатичная убежденность в правильности избранного им пути. Так ли это? Возможно, окружающие его люди видели иное? И не только они... Он вспомнил, как что-то промелькнуло в глазах матери, когда... Когда он так и не сказал ей всего, она поняла это. Ничего не ответила... Ведь она - мать. А значит, будет с ним до конца. Негромкий голос прервал мысли.
- Пора, сын мой. Ты готов пройти врата, я буду с тобой. Ты прощен, оправдан перед Богом, он ждёт тебя. Да не убоишься ты боли и страдания, ибо чего бояться тому, кто уже не принадлежит этому миру? Иди.
Идти? Уже? Как быстро закончился этот коридор, как быстро утекла сквозь пальцы его жизнь... Как же... Как все несправедливо... Надо идти. В коридоре воцарилось торжественное молчание, Мак-Миллан отошел назад, уступив место крепкому тюремщику, его имя узник не знает.
- Ну, мистер Грифитс, идёмте.
Тишина. Затихли голоса в камерах, весь недлинный путь вразнобой доносившиеся до него, слабея, слабея... Затихли. Совсем недавно он сам вот так затихал в ожидании. Скоро... Уже вот-вот... Только сделать несколько шагов внутрь небольшой комнаты, посередине которой...
Его он видел раз за разом, в своих коротких отрывочных снах. С отстранённым интересом сейчас сравнивает - похож ли? Да. Массивное деревянное основание, толстая обивка, широкие ножки и подлокотники. Высокая спинка немного отклонена назад, вверху - небольшая выемка. Выглядит удобно... Удобно? Кто-то решил позаботиться об удобстве того, кто через несколько минут умрет? Как это странно... Глаза узника заметались, спеша, спеша увидеть как можно больше, ведь... Ведь это последнее, что он видит, последнее... Наверное, лучше не смотреть? Может, плотно, как можно плотнее зажмуриться? Все равно сейчас его лицо закроет шлем, здесь не заклеивают глаза, как в Ливенуорте. Предпочитают не видеть лица... Что же, так, наверное, лучше для тех, кто остаётся... Меньше воспоминаний. А он видел... Видел лицо... Видел глаза... Да что же это... Почему? Он не хочет... Не хочет... Нет! Нет! Не надо... Думать о Боге... Повторять про себя слова молитвы... Последней молитвы... Он почувствовал, как жёсткие пальцы вежливо, но непреклонно сжались на его локте, слишком замешкался на пороге. Его решили поторопить...
- Ну же, мистер, идёмте. Держитесь молодцом, помолитесь...
Господь милосердный, могущество твоё беспредельно. Прими душу мою, очищенную от всякой скверны, от всякой лжи. Глаза мои смотрят прямо, голова поднята, лицо открыто - я готов предстать перед престолом твоим. Я чист... Чист... Чист...
От порога до стула - четыре шага, совсем коротких шага. Узник делает первый.
Какой здесь яркий, режущий глаза свет... Он невольно поежился, попав под его безжалостные лучи, небрежно вделанная прямо в потолок лампа забрана частой решеткой. Какие причудливые извилистые тени от нее на неровных стенах, как они искривляются в углах, бегут по полу. По его одежде, лицу... В тускло освещённом коридоре ему было спокойнее... Но здесь... Этот стул в трёх шагах, этот свет, эти пальцы на локте... Они усилили хватку - и делается ещё один шаг.
Как страшно... Боже, как же страшно... Все, все остались там, и преподобный... Нет, он ведь обещал быть с ним до конца! Оглянуться? Он стоит сейчас среди тех, кому доверено остаться. Оглянуться? Нет, страшно. Он увидит всех уже сидя, перед тем, как... Господи, дай силы, дай уверенности... Дай, позволь уйти достойно... Ведь... Ведь... Мысли путаются, несутся вскачь, мчатся по рельсам неизбежного конца, как неуправляемый поезд, который вот-вот упадет в бездонную пропасть. Стук колес... Поезд... Поезд... Не хочу! Не хочу! Я не хочу об этом думать! Не хочу ничего вспоминать! Не сейчас! Только не сейчас... Боже... Третий шаг.
Его вера... Обретенная вера. Где она? Снова и снова он повторяет про себя - задача выполнена, победа одержана. Одержана! Ведь так? Но все, кому он мог снова и снова задавать этот вопрос - остались там, они уже недосягаемы. Они больше не обнимут его, не пожмут руку, не ободрят дружеским взглядом преподобного... Не осветят камеру любящими глазами матери. Ведь... Ведь она любит его? Она, наверное, все поняла из его заминки в последнем разговоре, но... Сейчас она молится, молится за него... Ждёт неизбежного конца и желает, искренне желает, чтобы он обрёл вечный покой там... За вратами. Негромкий деловитый голос...
- Вот так, мистер Грифитс, теперь повернитесь.
Как жёстко и неудобно... Спина уперлась в жёсткую доску, что-то щёлкнуло, с лёгким скрежетом провернулось, его толкнуло вперёд. Теперь он сидит прямо, голова вошла в приготовленную выемку. Он скосил глаза вправо, не решаясь повернуться, словно... Словно если посмотрит мельком - все как-бы не взаправду. Уловка из далёкого детства... Но он - не ребенок. И то, что он увидел - навсегда останется в его памяти. ''Навсегда'', которое измеряется минутами...
Небольшой столик, на нем - погнутая жестяная мисочка с мыльным раствором, бритва.
Снова обрушился холодный ужас, его лавина снова смела выстроенную было стену из веры и убеждения, из взглядов матери и преподобного Мак-Миллана. Где он? Где? Небольшая группа вошла следом за ним - начальник тюрьмы... врач... вот ещё один тюремщик... Всех их он знает по именам, но сейчас... Их лица размыты, силуэты словно бесплотны, их имена его не интересуют. Что ему до них... Их силуэты... Перед глазами внезапно возник ещё один туманный облик, нет... Нет! Закрыть глаза... Закрыть... Не смотреть... Ведь он уже видел, как... Она была живая, теплая, улыбающаяся - и вдруг стала такой же нереальной, как будто несуществующей. Так ему
