— Какая досада! — вскричала мисс Ингрэм. — Ах ты, негодная мартышка! — Это относилось к Адели. — Кто посадил тебя на окно, чтобы вводить нас в заблуждение? — И она бросила на меня сердитый взгляд, словно это была моя вина.
Из прихожей донеслись голоса, и вскоре приезжий вошел в гостиную. Он поклонился леди Ингрэм как самой старшей из дам.
— Кажется, я приехал в неудачное время, сударыня, — сказал он, — и не застал моего друга, мистера Рочестера, дома. Но я проделал очень длинный путь, и, мне кажется, на правах старой дружбы я могу подождать здесь его возвращения.
Держался он очень вежливо, но его манера выговаривать слова показалась мне несколько особенной — не то чтобы иностранной, но и не совсем привычной для слуха. Он выглядел ровесником мистера Рочестера — то есть ему можно было дать от тридцати до сорока. Его кожа казалась нездорово-желтоватой, но в остальном он выглядел очень красивым, во всяком случае, на первый взгляд. Приглядевшись внимательнее, вы замечали в его лице что-то неприятное, а вернее, в лице этом не было ничего приятного: черты правильные, но какие-то расплывчатые, глаза большие, красивого разреза, но жизнь в них читалась пресная и пустая. Во всяком случае, так показалось мне.
Удар гонга позвал всех переодеваться, и снова я увидела его только после обеда. Он, казалось, чувствовал себя очень непринужденно, но его лицо понравилось мне еще меньше. Оно показалось мне одновременно и обеспокоенным, и безжизненным. Блуждающий и безучастный взгляд придавал ему очень странный вид, подобия которому я не находила. Несмотря на красивую и словно бы приятную внешность, он производил на меня крайне отталкивающее впечатление: в этом гладком овальном лице не было силы, не было гордости в орлином носе и вишневых губах маленького рта, не было мысли в низком гладком лбу, не было воли в пустых карих глазах.
Я сидела в моем укромном уголке и рассматривала его в ярком свете канделябров на каминной полке (он придвинул кресло к самому огню, будто все время мерз) и сравнивала его с мистером Рочестером. Я думаю (со всем уважением), что такого контраста нельзя было бы найти между откормленным гусем и смелым соколом, между кротким барашком и его стражем — лохматым остроглазым псом.
Он назвал мистера Рочестера старым другом. Какой же странной, несомненно, была эта дружба — замечательный пример старого присловья «противоположности сходятся».
Двое-трое джентльменов сели рядом с ним, и через комнату до меня иногда доносились обрывки их разговора. Вначале я ничего не понимала, так как Луиза Эштон и Мэри Ингрэм расположились неподалеку от меня и их болтовня заглушала голоса у камина. Они обсуждали приезжего, которого обе объявили красавцем. Луиза сказала, что он «прелесть» и она «обожает его», а Мэри признала, что его «хорошенький ротик и очаровательный нос» вполне отвечают ее идеалу мужской красоты.
— До чего у него милый лоб, не правда ли? — воскликнула Луиза. — Такой гладкий — ни единой складки, ни морщинки между бровями, чего я терпеть не могу. А какие безмятежные глаза и улыбка!
Но тут, к моему большому облегчению, мистер Генри Линн позвал их в другой конец гостиной обсудить отложенную прогулку на выгон с табором.
Теперь я могла сосредоточить внимание на обществе у камина и вскоре узнала имя незнакомца — мистер Мейсон, а затем выяснилось, что он только что прибыл в Англию из каких-то жарких краев, чем, без сомнения, объяснялся и желтоватый цвет его лица, и то, что он сидел у самого огня, оставшись в сюртуке. Вскоре названия «Ямайка», «Кингстон», «Спаниш-Таун» подсказали, что он живет в Вест-Индии, и, к моему большому удивлению, я вскоре поняла, что именно там он впервые увидел мистера Рочестера и познакомился с ним. Он рассказывал, как его друг ненавидел жгучую жару, ураганы и дождливые сезоны тех мест. Я знала, что мистер Рочестер много путешествовал: об этом говорила миссис Фэрфакс, но я полагала, что его путешествия ограничивались Европой — до этой минуты я не слышала ни единого намека на плавания к более дальним берегам.
Я все еще размышляла над этим, как вдруг довольно неожиданное происшествие отвлекло меня. Мистер Мейсон, когда кто-то открыл дверь, задрожал от озноба и попросил, чтобы в камин подсыпали угля. Огонь почти погас, хотя спекшаяся масса еще жарко рдела. Лакей принес уголь, но затем остановился возле мистера Эштона и что-то сказал ему вполголоса. Я разобрала лишь слова «старуха» и «ничего не желает слушать».
— Скажите ей, что ее посадят в колодки, если она не уберется, — ответил мировой судья.
— Нет, погодите! — перебил полковник Дент. — Не прогоняйте ее, Эштон. Почему бы не поразвлечься? Давайте посоветуемся с дамами. — И, повысив голос, он продолжал: — Сударыни, вы собирались посетить цыганский табор, а Сэм доложил, что сейчас в людской сидит гадалка и требует, чтобы ее допустили к «знатным особам» предсказать им их судьбу. Вы не желаете увидеть ее?
— Право, полковник! — вскричала леди Ингрэм. — Неужели вы хотите поощрить такую низкую обманщицу? Ее надо немедленно прогнать!
— Но я не сумел уговорить ее, чтобы она ушла, миледи, — сказал лакей. — Она никого не слушает. Сейчас с ней миссис Фэрфакс — просит, чтобы она ушла, а она села в угол у плиты и говорит, что ни за что не уйдет, пока ее не пустят сюда.
— Но чего она хочет? — спросила миссис Эштон.
— Погадать господам, так она говорит, сударыня, и клянется, что ей поведено предсказать им их судьбу и она это сделает.
— А как она выглядит? — спросили хором обе мисс Эштон.
— Пребезобразная старуха, мисс, черная что твой чугунный котел.
— О, так, значит, она настоящая колдунья! — воскликнул Фредерик Линн. — Ее надо обязательно пригласить сюда!
— Всеконечно! — подхватил его брат. — Будет жаль упустить такой случай позабавиться.
— Милые мои, о чем вы говорите? — воскликнула леди Линн.
— Я никак не могу разрешить подобной легкомысленности! — вмешалась леди Ингрэм.
— Нет, маменька, можете и разрешите! — раздался надменный голос Бланш, повернувшейся на вращающемся табурете (она сидела у рояля и до этой минуты молча листала ноты). — Мне любопытно узнать мое будущее, а потому, Сэм, пусть старая карга поднимется сюда.
— Милая Бланш! Подумай!
— Я подумала и знаю все, что вы намерены сказать, и хочу, чтобы мое желание было исполнено. Поторопитесь, Сэм.
— Да-да-да! — вскричала молодежь, джентльмены и барышни, хором. — Пусть придет! Будет
