– Не без этого… Но я до всего стараюсь, батюшка, доходить своим умом… Я тоже хотел бы учиться в иноземных школах и университетах, как твои юноши, сильные умом, которых ты в Европу послал… Только они еще безъязыкие, без знания иностранных языков немые, а я уже говорю на многих языках…
– Нельзя тебе, сын, не только у меня есть опасные враги… И тебе по наследству достанутся… Не успеешь отбиваться, что там, что здесь, впрочем… Да и рано по Европам шляться…
– В Европе тоже раньше самые образованные люди в церквях были, получая там отменное образование… Но ведь священнослужители с королями додумались о необходимости развития образования не только для знати, но и простолюдинов…
– Вот это в точку: додумались все, и папы, и кардиналы, и епископы, и короли святым отцам подыграли… Впрочем, мне иногда кажется, что впереди даже там были короли, а не священнослужители… Темный народ нужен больше последним, а не королям.
– Вот что я еще скажу по этому поводу…
– Подожди, Федор, сейчас выслушаем дьяка про все утренние новости в государстве…
С некоторых пор Годунов слушал утренние донесения советников и дьяков сразу же после занятия с сыном. А уж потом за столом они весело и легко, как в любимых играх, переговаривались на разных иноземных языках, обсуждая новости, вводя в некоторое замешательство безъязыкую царицу Марию, но с улыбками приглашая к разговорам царевну Ксению, уже обученную нескольким иностранным языкам.
Вот и сейчас ученый дьяк заговорил о слухах, которые бродят в государстве, смущая народ богобоязненный.
– Государь, кто-то усиленно распускает слухи, что окольничий Бельский был наказан московским царем только за то, что он на исповеди своему духовнику покаялся, как на духу, в страшных злодейских преступлениях. Якобы когда-то он, по наущению боярина Бориса Годунова, отравил царя Ивана Ивановича, а два года назад, по тому же наущению, отравил царя Федора Ивановича…
– А о том, что я убил Дмитрия-царевича, а еще раньше отравил царевича Ивана Ивановича – такого в этой порции слухов не было?
– Нет, государь, не было. Как что-то будет, сообщу. Наши люди все слухи слушают в «людных местах», записывают, в наш тайный приказ сообщают вовремя, как только слухи эти начинают распространяться в народе. Об убийстве Дмитрия-царевича, отравлении Ивана-царевича слухов не было…
– И на этом спасибо… Как народ – откликается?… Есть повод и причина для волнений?…
– Не волнуется народ, государь, ибо не было и нет любви и уважения народа к Бельскому Богдану…
– Еще какие слухи зафиксированы в твоем приказе, дьяк?
– О царевиче Федоре, государь, – неуверенно промямлил дьяк, всем своим видом показывая свое неудобство говорить что-то в присутствии юного царевича.
– Не бойся, ему надо все знать, как и мне, – твердо и напористо произнес Годунов. – Пусть слушает и не удивляется…
Дьяк набрал побольше воздуха в легкие, чтобы не сбиться и не поперхнуться невзначай, начал осторожно, почему-то понизив голос, да еще с нотками презрения к тому, что вынужден говорить, словно подбирая грязь с московских улиц:
– Кто-то специально распускает слух о слабом умственном здоровье царевича, якобы он слаб умом, неполноценен, слабее убитого или отравленного царя Федора Ивановича, юродивого… Есть слухи, что у царя Бориса Федоровича безумный юродивый сын и такая же дочь… Вот такие злые слухи, государь, распускают…
– Слышишь, сынок, какие слухи про тебя распускают, – обратился царь к побледневшему сыну, у которого дрожали губы, на глаза наворачивались слезы, – готовься, что тебя всегда готовы оклеветать не только чужаки в иноземном государстве, но и свои же в своем родном отечестве…
– Не готов я еще к таким клеветам! Какой же я юродивый и безумный, отец? Есть у меня ум!
– И талант у тебя есть, сын, и сила, и сноровка воина есть! Но что поделаешь, ты – царевич, а отец твой – царь. Смирись со слухами, всегда будут распускать их враги государства и престола. Поверь на слово, сынок. Про царя Ивана Васильевича враги Отечества и престола тоже злой слушок пустили, что отец царя посохом прибил. А я тому свидетель, не прибил! Хотел прибить, замахнулся, но я встал между царем Иваном и царевичем Иваном, повезло мне между двумя Иванами – на счастье! – оказаться вовремя, мне досталось от царского посоха, но царевича не дал в обиду. Почему-то обо мне, боярине Годунове, добрый слух никто не пустил, как спас царевича Ивана, как царь Иван меня потом благодарил, что я вмешался в спор отца и сына, что государю было не по душе… Но ведь извинился передо мной царь Грозный, знай об этом, сын, и ты, дьяк, тоже знай, не держите лиха на царя Ивана, грозного для изменников и предателей его царства, но доброго к воинам за свое Отечество против врагов его…
– Но безумный царевич – это уж слишком, отец, – буквально простонал маленький Федор, сжавшись в слезах в комочек. – Нельзя же так лгать и обижать…
– Я знаю, откуда идут такие лжи и клеветы, – грозно пророкотал Годунов, – скоро укоротим руки клеветникам… – И, уже немного отходя и успокаиваясь, добавил: – Может, не сами такие слухи бояре Романовы распускают, но их служки сволочные в кафтанах и рясах… Жестко спросим и допросим, кого надо, даже лукавых монахов Чудова монастыря с духовным начальством обители…
Глава 17
Абсолютная власть «Государя Избранного Царя» Бориса Годунова в круглом 1600 году? Да увольте, и это когда Москва полнится слухами, что этот избранный царь был недостоин своего избрания на царство, что он специально все войско вывел на Оку на оборону столицы, когда ей ничто не угрожало, что выборы были подтасованы и «царем-отравителем», и покрывающим «царя-убийцу» патриархом. Ведь владыка Иов тоже оказался виновным перед многими и в «проведении на престол» Годунова, и тем, что допек своим возвышением (благодаря Годунову) и наставничеством многих честолюбивых духовных лиц, делающих не столь быструю и успешную церковную карьеру. Ведь Иова свести с патриаршего престола без устранения с царского престола было невозможно, это понимали многие высокопоставленные церковники, и они не могли не вступить в сношения с интригующими против партии Годуновых другими сильными боярскими партиями Романовых, Шуйских, Мстиславских.
Мог ли амбициозный щеголь-красавец Федор Никитич Романов смотреть на обошедшего его Годунова, как на Богом данного Земле венценосного монарха, быть верным слугой «до гроба»? Да никогда в жизни – на крутом вираже истории! Кто для него худородный опричник без рода и племени – подумаешь, шурин бывшего царя Блаженного, а он этому царю через его матушку Анастасию был двоюродным братом. Кто родовитее и ближе к царскому престолу? Конечно, «Никитичи» Романовы, через своего отца Никиту Романовича, брата