— Я, кажется, напугал вас, — мягко сказал я, — я извиняюсь…
— Уйдите, — сдавленным шепотом сказала она, немного отодвигаясь назад, — что вам надо?.. — Я услышал ваш плач… Я думал…
— Кто вы? — тихо спросила она.
— Я только сегодня приехал сюда… Вам, наверное, говорил доктор…
И вдруг эти простые слова, которые, как мне показалось, должны были бы объяснить ей причину моего появления в доме, ударили ее, как раскаленным железом. Она выпрямилась, в глазах у нее появилось выражение загнанного зверька — зарница отчаяния, последней решимости и бесконечно-сверлящего страха.
— Убийца! — истерически хрипло вскрикнула она. — Убийца… Это доктор привел вас… Убийца…
Я вспомнил слова Медынина о ненормальности его жены. Сознание, что я сейчас ночью, вдвоем, на террасе этого молчаливого дома, с сумасшедшей, — холодком кольнуло сердце, и я сам испуганно посмотрел на нее.
Мы стояли друг против друга, оба полные одинаковым, волнующим каждого из нас, чувством.
— Ну, что же — бейте, бейте, — надорвано вскрикнула она, — бейте… Я больше не могу так жить… Я с ума здесь схожу у этого зверя… Лучше сразу смерть, чем эта проклятая пытка…
— Вы ошибаетесь… Подумайте, что вы говорите, — пробормотал я, — я пришел потому, что вы плакали…
— Это неправда, вы лжете!
— Клянусь вам… Честное слово! — вырвалось у меня. — Вы ошибаетесь…
— Тогда зачем вы здесь… В этой усадьбе, у Медынина… У этого убийцы, проклятой змеи…
— Он выписал меня из города на службу…
— Службу? — и мне показалось, что я в голосе ее услышал жуткий смех. — И сколько он зам заплатит за это дело?..
— За какое дело? За какое?..
— Ну, вот за это… Чтобы убить меня… Не притворяйтесь… Да не притворяйтесь вы, негодяй…
В эту минуту я не сомневался, что передо мной стоит сумасшедшая. И когда я снова взглянул на ее лицо, чтобы проверить себя, я увидел, как по щекам ее забегали слезы, а в глазах скользнули тени невыразимого отчаяния.
— Послушайте, — рыдая, сказала она, — послушайте меня…
И вдруг, откинув голову, она упала передо мной на колени и, протянув ко мне руки, зашептала.
— Послушайте… Вы такой молодой… У вас, наверное, есть мать, невеста… Зачем вы губите себя, свою совесть, свое будущее… Откажитесь от того, что он вам предлагал… Вам нужны деньги — я вам дам их — у меня есть много… Возьмите и уезжайте… А если я смогу вырваться отсюда, я найду вас там, на свободе, — и она махнула куда-то рукой, — я буду около вас ходить, как собака…
— Я ничего не понимаю, — сказал я, чувствуя, что у меня кружится голова от всего того, что я сейчас здесь увидел и услышал, на этой залитой яркой луной террасе, — я ничего не понимаю… Кто же вы здесь?
— Кто я?.. Разве он еще не говорил вам, — и в ее вопросе я снова уловил тень подозрения, — вы притворяетесь…
— Доктор говорил, что здесь… его жена… это вы?..
— Жена этой гадины? — вскрикнула она. — Нет, нет, нет… У меня нет мужа, он убил его…
— Как? — холодея, спросил я — Доктор? Что вы говорите?.. Медынин убил вашего мужа?..
— Убил, убил, — глухо отозвалась она, — не сам… Но, — и она почти вплотную подошла ко мне, — он заставил его убить себя, как он, может быть, заставит и вас убить меня… Господи, спаси, спаси меня…
Я совершенно не владел собой. Эти слова, произносимые то истерическим шепотом, то вылетающие, как рыданья, спутывали сознание, как черная холодная паутина…
— Расскажите мне… Я боюсь… Я сам боюсь…
Она поднялась с пола и пытливо посмотрела мне в лицо.
— Может быть, вы, действительно, тоже только жертва этого зверя, — тихо произнесла она, — слушайте…
— Мама… Мамочка, — донесся вдруг до нас чей-то голос из соседней комнаты, — я боюсь… кто-то ходит…
— Иду, детка… Иду, — дрогнувшим голосом ответила женщина и, обернувшись на пороге, бросила мне: — Идите скорей к себе… завтра ночью я вызову вас… Прощайте… Он ходит по дому…
Она быстро исчезла, и я, повинуясь безотчетному страху, так же крадучись, пробежал по витой лестнице в свою комнату, торопливо запер дверь своим ключом и положил его к себе.
Лицо у меня горело. Кровь приливала к вискам и сердце билось, как будто мне не хватало воздуха.
Кто эта женщина? Сумасшедшая, как говорил Медынин, и я по-мальчишески испугался этой необычной встречи с больной в лунную ночь, в незнакомом доме, окруженном лесом… Или…
Нет, я не допускал мысли, чтобы на расстоянии нескольких сот верст от большого города, в котором бьется трезвая, реальная жизнь, в усадьбе доктора Медынина гнездилось какое-то свое, ужасное, непередаваемое преступление… Ну, конечно, эта женщина страдает манией преследования, она безнадежно больна… Завтра же я сам расспрошу об этом у Медынина…
Я начинал уже засыпать, немного успокоенный трезвым рассудком, когда сквозь сон до меня явственно долетели чьи-то осторожные, медленные шаги по моей винтовой лестнице. Кто-то осторожно подымался ко мне, подошел к двери, прислушался, и я уловил звук ключа, вставляемого в скважину…
Кто-то пробовал, заперта ли моя дверь…
— Кто тут? — громко спросил я. Никто не ответил. Та же тишина. Жуткая, давящая.
— Кто тут? — еще раз спросил я.
Снова тишина, — но в это мгновение я не увидел, а вернее, почувствовал, что из замочной скважины на меня направлен чей-то пристальный, холодный и упорный взгляд…
* * *Я не ложился спать до самого утра. Какой может быть сон, когда все, что совершалось около меня, требовало разгадки, объяснения, а рассудок окончательно был сбит с толку каждой случившейся мелочью? Утром молчаливый лакей позвал меня к Медынину.
Должно быть его, поразили моя бледность и измученный от бессонницы вид.
— Вы, кажется, плохо спали, — со скрытым беспокойством спросил он, — может быть, вам кто-нибудь мешал?
— Напротив, — с напускным равнодушием ответил я, — в доме так тихо… Я спал… Это просто с дороги…
