Когда гроб с телом Юрия Владимировича выносили из цирка, раздались аплодисменты – так провожают в последний путь артистов. А над Цветным бульваром и над Москвой полетел вой сирен карет «Скорой помощи» – так медики прощались со своим любимым артистом, любимым клоуном. И вдоль всего пути траурной процессии – от цирка, по Садовому кольцу, до Новодевичьего кладбища – стояли толпы людей, все окна были открыты, и там, и на балконах – всюду стояли те, кто прощался с Никулиным. Машины сигналили вслед процессии.
Поразительная, всенародная любовь! У каждого был свой Никулин. Кто-то любил циркового клоуна, кто-то персонажей кинокомедий, кто-то – фронтовика из фильма «Двадцать дней без войны» Германа. Но для всех он – близкий и дорогой человек…
Рядом с Никулиным было легко и гармонично, потому что один из самых главных его талантов – талант человеческого общения, неравнодушие, искренность, умение откликаться душой и сердцем не только на чужую боль, но и на чужие проблемы. И если это было в его силах, он стремился принести пользу, оказать реальную помощь – тихо, спокойно, не напоказ…
Георгий Михайлович Вицин
Когда было прощание с Вициным, сердце разрывалось на части от боли и горечи. Вицин среди моих партнёров был как голубок – нежный и смиренный.
И похороны его были скромными. Машины не гудели. Люди не свисали с балконов…
А ведь он был очень большим артистом! Можно сказать – великим, да не люблю я этого слова, слишком его за последнее время обесценили…
В любой передаче о Вицине, в любой статье – обязательно возникает тема: «Вицин бедствовал… нищенствовал…» и т. п.
Неправда!!! Да, он жил очень скромно, но ЖИЛ ТАК, КАК ХОТЕЛ. У него была маленькая квартирка, но – трёхкомнатная и в хорошем доме в Староконюшенном переулке с уютным чистеньким двориком и с видом на купола храма Христа Спасителя из окна. И ему совершенно не хотелось её менять – она его вполне устраивала. Он жил в ней со своей любимой женой Тамарой, любимой дочкой Наташей и любимой собакой Мальчиком. И он говорил, что счастлив. Ему не верили, потому что сейчас, к сожалению, многие любят демонстрировать своё «благосостояние» (что на самом деле просто дурной тон, глупость и безвкусица!).
А я ему абсолютно верю. Верю в то, что человек может быть счастлив, довольствуясь только самым необходимым…
«Жёлтая пресса» писала, что, «бедно одетый и неухоженный», Вицин часто на Арбате кормит голубей…
Да! Он одевался очень скромно. И любил кормить голубей. И бездомных кошек и собак. Он брал в Смоленском гастрономе кости и мясные обрезки и кормил ими животных (а не «питался сам», как я прочитала в одном издании!). Кстати, в еде он тоже был неприхотлив. Пищу любил простую. Его спрашивали: «Гоша! Ну почему ты не вставишь зубы?» А он отвечал: «Зачем? Когда я был молодой и ел мясо, мне нужны были крепкие зубы. А сейчас я старый. Я ем кашу. Мне зубы не нужны…»
И так – во всём. Он отказывался сниматься и ездить на гастроли – берёг себя. Здоровье не позволяло уже. Он категорически отказался лететь с нами в Америку, когда нас туда пригласили. И мы полетели без него: Моргунов, Саша Демьяненко и я. Его уговаривали. Но он сказал: «Нет! Далеко. Я не долечу! И как тут мои останутся без меня? Как Мальчик?!.» И остался в Москве…
Он выступал за копейки в сборных киноконцертах в Доме кино по субботам и воскресеньям. На его имени и именах других знаменитых актёров наживались бессовестные администраторы. А Георгий Михайлович был доволен: «Зато недалеко от дома!» – говорил он…
Когда мы снимали «Кавказскую пленницу», Вицин был самый старший из «троицы». Но выглядел всегда моложе и свежее всех! Он очень следил за собой. Стоял на голове – занимался гимнастикой йогов. Он шутил: «Я – йог… твою мать».
Мы снимались вместе ещё и в «Двенадцати стульях», и в «Большом аттракционе». И меня всегда поражало его удивительное свойство – умение совершенно отключаться на короткое время. Представьте себе: съёмочная площадка, суета, режиссёрские команды, артисты играют на полную катушку. А Георгий Михайлович, отснявшись в своём эпизоде, до следующего – шёл отдыхать: просто садился на стульчик где-нибудь в уголочке и среди этого бедлама и под этот шум тут же засыпал сном младенца. Минут через пятнадцать он просыпался – розовенький и свежий – и шёл в кадр, бодрый и полный сил…
Он был потрясающим театральным артистом. Я ходила на спектакли с его участием в театр им. Ермоловой. Он приглашал меня, и чувствовалось, что он очень дорожит своими ролями и гордится ими. Мне он очень нравился в «Лесе» Островского…
Но, по большому счёту, почти каждая его роль в театре и кино – маленький шедевр. Он органичен и трогателен, как ребёнок. Недаром говорят, что ребёнка и животное переиграть нельзя.
Я очень люблю его Бальзаминова – феерическая работа. А ведь он сыграл 18-летнего, когда ему было сильно за сорок! И никаких вопросов не возникает – настолько он наивен и убедителен! Пожалуй, только двум нашим «возрастным» артистам такое удалось не в театре, а на экране – Янине Жеймо в «Золушке» и Вицину в «Женитьбе Бальзаминова».
Когда начинаешь вспоминать его комедийные роли, сразу улыбаешься – такой он яркий, смешной и в то же время удивительно… беззащитный. Он сам придумывал краски прямо на съёмочной площадке. Вицин и Никулин были великими мастерами импровизаций.
«Чей туфля? Моё! Спасибо…» – эпизод родился прямо у нас на глазах в первый же съёмочный день «Пленницы», и все были свидетелями актёрского чуда…
А чего стоит сценка в «Операции „Ы“», когда, не приходя в себя от действия снотворного, Трус-Вицин идёт, шатаясь, спрашивает предельно вежливо: «Скажите, пожалуйста, где здесь туалет?» и, не дожидаясь ответа, подходит к пирамиде из ночных горшков и вытаскивает, конечно же, самый нижний. Абсолютно серьёзно. И это смешно – до слёз…
Самая наша последняя встреча с Георгием Михайловичем состоялась, когда нас пригласили выступить перед нашими футболистами – командой ЦСКА. Мы – Вицин, Моргунов, Демьяненко и я – дали концерт: рассказывали о кино, показывали фрагменты. А я ещё пела и читала стихи. Вицин читал рассказы Зощенко и был в особом ударе. Нас всех замечательно принимали, но Вицина – на ура! Он стоял на сцене, смущённый, как будто успех для него – полная неожиданность, и счастливо улыбался…
«Из стихов своих вырастаю…»
Из стихов своих вырастаю…Нет, не так – удаляюсь,Ухожу, становясь другой…Так от меня уходят,Отдаляясь бесповоротно,Взрослея, мои сыновья…Нет-нет, не так –
