Мало обучиться в семинарии, устройство которых было намечено тем же указом, чтоб стать таким духовным вождем, как были, например, Киево-Печерские святые или преподобный Сергий, или множество других русских преподобных, которые все прошли ту иноческую школу, тот путь молитвенно-созерцательного монашества, которого так не понимал Петр и которое этот указ думал стереть с лица земли.
Не Феофаны Прокоповичи, обремененные знаниями, но бесплодные духом, двигают вперед дело веры, а праведники, чтимые народом, разысканные им в тиши обителей; те люди, для создания которых вернейший путь – монастырь, каким он сложился в прежней Руси.
И опять мы видим тут великое неуважение к прошлому своего народа и столь тщетною и никогда почти историей неоправданную уверенность – почерком пера повернуть известное жизненное явление, идущее по глубокому, давно проложенному исподволь, веками руслу, повернуть в совершенно другую сторону.
И как ни неблагодарен был XVIII век для русского иночества, к концу века оно уже, благодаря незабвенному петербургскому митрополиту Гавриилу, подняло снова голову и, идя прежним путем, молитвенно созерцательным, дало много пышного цвета и, между прочим, выставило столь удивительное, столь чрезвычайное явление, как один из величайших людей всех эпох христианства, дивный старец Серафим Саровский.
Петр с его ограниченными религиозными понятиями не мог понять, что аскетическое монашество, молитвенно-созерцательное, служит громадную службу обществу, представляя собой прибежище для встречающихся во всяком обществе и во всякую эпоху людей тонкой духовной организации, которые задыхаются среди лжи, неправд и жестокостей мира, и идеальные стремления которых находят себе пылкое удовлетворение лишь в пустыне, в молитве, посте и уединении. Он забыл, что монастырь с его истовым богослужением, с его скопленною веками и сияющую в храмах священной роскошью, удовлетворяет эстетическому чувству народа, как бы видящему в этом великолепии храмов и божественных служб отблеск страстно ожидаемой им райской вечной красоты. Он забыл, чем был монастырь для средневекового русского общества, которому он помог вынести непомерную тяготу татарщины, какие духовные силы монастырь Троицкий сумел пробудить в погибающем народе в конце Смутного времени. Он не хотел понять этой сокрытой в монастыре духовной силы и видел только отрицательную сторону монастыря, ленивых и иногда пьяных монахов, совершенно закрывая глаза на праведников, каких и в то время выставляли монастыри.
Он забыл, что монастырь, при всем своем несовершенстве, как несовершенно всякое человеческое учреждение, все же разряжал сгущенную, насыщенную злом атмосферу мира, все же был той отдушиной, в которую легче всего на народ лилась свежая религиозная струя.
Покорный формам жизни протестантских государств, Петр не дал себе труда глубже вдуматься в это длинными веками выросшее на родной почве явление и думал рубить его главным образом, быть может потому, что не находил его у своих западных друзей.
Е. Поселянин
Предания о Петре Великом
Потешное войскоКогда царевичу Петру Алексеевичу минуло три года, для его забав подобрали сверстников из детей стольников, спальников и бояр. Детям дали особую форму, ружья, барабаны, знамена. Царевич был назначен командиром «полка Петрова», а жившего в Немецкой слободе шотландца Менезиуса приставили воспитателем потешного войска. Слово «потеха» в то время не обозначало исключительно забаву, оно указывало на любое детское занятие, вплоть до изучения грамоты и Священного Писания. Бравый полковник Менезиус придал детским играм военный характер – маршировка под барабан, стрельба в цель, бои за крепость из снега.
Когда в 1676 году на престол вступил старший брат Петра Федор Алексеевич, царица Наталья Кирилловна с младшими детьми удалилась в подмосковное село Преображенское. Здесь четырехлетний Петр продолжал потешные игры. После смерти в 1682 году царя Федора Алексеевича в Кремле для потешных отвели особую площадку, выстроили на ней полковую избу, шатер царевича и расставили пушки, стрелявшие деревянными ядрами. Вскоре для Петра набрали новых потешных, но уже не детей, а взрослых людей, из которых сформировали два полка, названные по подмосковным селам, в которых они размещались, – Преображенским и Семеновским.
В селе Преображенском начались военные занятия, уже походившие на настоящие. Вскоре построили потешную флотилию, и «потехи» стали принимать все большие размеры, проводились настоящие маневры и инженерные работы. Потешные полки с 1695 года стали участвовать в настоящих военных походах, в подавлении стрелецких бунтов и стали надежной защитой царя Петра I.
Удивительная памятьВо время первого стрелецкого бунта в Москве 1682 года, когда Петр I был еще отроком, мать его Наталья Кирилловна, сопровождаемая небольшой свитою верных служителей, убежала с ним за 60 верст от города, в Троицкий монастырь, думая найти там безопасность. Но стрельцы и это убежище выведали и в великом бешенстве толпою пришли туда, чтобы убить юного царя. Они везде искали его по монастырю и не находили. Шайка злодеев кинулась даже в церковь. Там один из них нашел молодого государя в объятиях матери перед алтарем – в самом священнейшем месте, – и не ужаснулся, а устремился с обнаженным ножом на неповинного отрока. Уже он занес нож и намерен был совершить убийство, но Провидение Божье, предуготовлявшее государя к великим делам и спасавшее его потом неоднократно от опасностей, и в это мгновение спасло его. Когда он в ужасе, оцепеневший смотрел в глаза убийцы, один из мятежников закричал страшным голосом: «Постой, брат! Не перед алтарем! Подожди, пока выйдет из церкви. Он от нас не уйдет». В ту же самую минуту прочие стрельцы увидели во весь опор скачущую к церкви царскую конницу и закричали, чтобы их товарищи спасались бегством. В смятении все разбежались, и молодой царь чудесным образом остался невредим.
По прошествии уже более двадцати лет, когда все бывшие возмущения давно были укрощены, стрельцы истреблены, и не осталось из них не единого; государство наслаждалось покоем. Царь занимался обучением своего войска и обзаведением флота. Однажды он учил в Петербурге, на Адмиралтейской стороне, несколько сот ново приведенных матросов. Рассматривая их в строю с великим вниманием, государь вдруг взглянул на одного из матросов и так ужаснулся, что отскочил на несколько шагов и велел его схватить. Матрос пал на землю, крича:
– Повинен смерти! Помилуй, государь, повинен!
Никто из стоявших вокруг – ни офицеры, ни даже его товарищи – не знали, что это значит. Этот матрос уже много лет был известен между ними за человека, который исполнял свою должность с великой верностью и прилежанием. Но они ужаснулись, услышав, что царь спрашивает матроса:
– Не
