— Они едут сюда?
— Вот именно.
— А мы — недобитые мерзавцы?
— Бинго!
— Они настолько продажны?
— В нынешнем мире — да. По крайней мере в последние двое суток. Однако не тебе удивляться — ты владеешь долей в организации, которая первая начала массово скупать госчиновников.
— И что будет, когда они сюда придут?
— Мы окажем сопротивление при аресте. Вне зависимости от того, как поведем себя на самом деле, скажут, что мы сопротивлялись аресту. Штабель из черепицы от умных снарядов не защитит — их создавали именно против таких доморощенных укреплений при уличных боях. Потолок здесь — одно название, да и в любом случае у безбашей есть ударные дроны. В бункере они бы нас точно так же достали. Плюс ребята Бертона по жизни не склонны расходиться миром.
— Почему это происходит именно сейчас?
— Гриф считает, оба кулака на самой верхней части биты, дальше некуда. Конкуренты купили человека, который отдает приказы безбашам, и над ним уже нет никого, кого могли бы купить вы.
— А если Гриф напрямую выйдет на Гонсалес?
— Как я понимаю, уже вышел. Если не напрямую, то сильно близко. Но это политика, и расклад такой, что с безбашами даже президент ничего поделать не может.
— Когда они будут здесь?
— К вечеру, но они обычно начинают операции после полуночи.
— Ты можешь встретить их и помочь им наводить порядок, Томми. Я не понимаю, зачем тебе лезть в петлю вместе с нами.
— Иди в жопу, — добродушно ответил Томми. — Хочешь буррито? Я тебе принес.
— А почему я запаха не чувствую?
— Я попросил упаковать в два пакета, чтобы не испортить форму. — И Томми сунул руку в большой боковой карман куртки.
Глава 109
Черные шелковые бабочкиОн пытался спать на гранитной скамье в огромном холодном зале голосовой почты Даэдры, откуда постоянно отправлялись поезда — а может быть, мобили — и гулкие голоса неразборчиво объявляли пункты назначения. Свет пульсировал.
Недертон открыл глаза. Он лежал на кожаных подушках в куполе. Из темноты гаража — новая вспышка света. Он сел, протер глаза.
Следующая арка зажглась над Оссианом и Тлен. У Оссиана в вытянутой руке — темная одежда на плечиках. Тлен, мрачная, впрочем не более обычного, в чем-то вроде шоферской униформы. На жесткой куртке — застежки-клеванты из черного шелкового шнура, словно рельефные бабочки. На голове большая фуражка, как у советского коммодора, блестящий козырек закрывает глаза.
Недертону вспомнились слова Флинн про Грифа и Лоубир. Ум за разум заходит, подумал он, дивясь и самому выражению, и тому, как редко с ним такое случалось, если случалось вообще. Вот и сейчас у него ум не заходил за разум от мысли, что Гриф и Лоубир в каком-то смысле один и тот же человек. И все же он радовался, что не родился раньше и у него нет второго «я» во времени Флинн.
Вспышка.
Глава 110
Ничего экстравагантногоДо прибытия Флинн перифераль сводили в душ, сделали ей прическу и макияж. Еще никакая одежда не сидела на Флинн так, как платье, которое выбрала Тлен. Ничего экстравагантного, поскольку Анни Курреж небогата, объяснила Тлен. Отсутствие экстравагантности в ее понимании выглядело так: маленькое черное платье из материала, который на ощупь как велюр, на вид — как свежая наждачка и скользит, как шелк. Украшения включали круглый браслет из древних зубных протезов, скрепленных чем-то вроде лакрицы, и колье из черной титановой проволоки, обвешанной «собачками» от молний, разного цвета и размера, но одинаково облезлыми, как будто их выкопали на свалке. И то и другое, сказала Тлен, настоящее неопримитивистское — браслет из Ирландии, колье из Детройта. Туфли, из того же материала, что платье, были на каблуке-платформе и удобнее кроссовок. Флинн жалела, что перифераль нарядили, не дождавшись ее: так приятно было бы надеть это самой. И опять тот же привычный укол в сердце при взгляде в высокое зеркало. Кто она? Флинн уже казалось, что перифераль похожа на кого-то знакомого, хоть она и понимала, что это не так.
В зеркале появилась бляшка с золотой короной, и Флинн на мгновение подумала про красного быка в «Джиммис», но это звонила Лоубир.
— Томми думает, безбаши собрались по нашу душу.
— Я так и предполагала.
— Неужели Гриф ничего не силах сделать?
— Пока — нет. Хоть и может доказать при необходимости, что глава Управления частного сектора продался китайцам. Ситуация патовая. Нам нужна возможность отменить приказ об атаке, а у нас ее нет.
— А если Гриф скажет президенту, что ее убьют, но он сумеет это предотвратить, если она остановит безбашей?
— Все не так просто, — ответила Лоубир. — Необходимый уровень доверия еще не установлен. Ее аппарат кишит людьми, связанными с будущими заговорщиками. А все остальное — просто политика.
— То есть мы ничего не можем поделать?
— Кловис, — сказала Лоубир, — моя Кловис здесь позволила тетушкам порыться в ее документах. Перед бегством в Англию она ухитрилась собрать невероятное количество материалов; я в свое время и не подозревала какое. Не шпион, а барахольщица. Если там есть что-нибудь пригодное в нашей ситуации, тетушки это найдут. А пока главная наша надежда — твой сегодняшний успех. Он изменит все, хотя невозможно предсказать, как именно.
Флинн закусила было губу, но вовремя вспомнила, что нельзя портить периферали макияж.
— Ты выглядишь потрясающе, — сказала Лоубир, и Флинн вспомнила: инспектор видит то же, что перифераль. — С Бертоном уже поздоровалась?
— Нет.
— Пойди поздоровайся. Он здесь рядом, с Коннером. По дороге в Фаррингдон ты его не увидишь: он будет в багажнике. Я очень рада, что он может поехать, несмотря на ранение.
— В багажнике?
— В сложенном виде он совершенно плоский, как древняя шведская машинка для чистки канализационных труб. Кланяйся от меня брату. — Корона исчезла.
Флинн подошла к выходу, открыла дверь.
Они спарринговали. Флинн помнила, как это бывало, пока Коннер не стал калекой, еще прежде, чем они пошли служить. У них были свои правила. Они почти не двигались, только переступали с ноги на ногу и наблюдали друг за другом, а когда наносили удар, это происходило так быстро, что не заметишь. И вот уже они снова переминаются с ноги на ногу, но один из них победил. То же Флинн наблюдала и сейчас, только Коннер был в своей периферали, а Бертон — в белом экзоскелете
