Я молчал, тихо выпадая в осадок. Вика тоже притихла, о чем-то размышляя.
– Ладно, молодые люди, – подвел черту под беседой Тобольский, – вынужден вас оставить. Вы тут общайтесь, сколько захотите, а мне пора дела делать. Приятно было побеседовать.
Тобольский поцеловал дочь, кивнул мне и исчез за дверью входа в крытую часть павильона.
– Так о чем папа хотел, чтобы вы со мной поговорили, Игорь? – посмотрела на меня с улыбкой Виктория, – не заламывайте бровь, майор, я очень неплохо знаю своего отца. У него не было никаких причин нас знакомить, если только он не хотел, чтобы вы что-то рассказали мне или спросили у меня, что он сам по каким-то причинам говорить или спрашивать не хочет.
– Не буду отпираться, – улыбнулся я в ответ, – ваш отец действительно хотел, чтобы наш разговор состоялся. На него очень повлияли последние события, и ему самому говорить о них довольно трудно. Конечно, такой опытный политический боец, как президент Тобольский, может выдержать и не такое, но это в общении с чужими людьми, а вы для него человек совсем не чужой. Мне кажется, вам нужно кое-что узнать о том, что случилось в системе Грумбридж, чтобы лучше понимать уже совершенные и будущие поступки своего отца.
– Это кажется вам лично или это просьба президента? – уже без улыбки спросила Виктория.
– Это кажется мне лично, президент об этом меня не просил. Вы немного сгущаете краски, Вика. Не было никакого инструктажа на тему того, что должен сказать дочери президента майор Лавров, а что ему говорить ни в коем случае не следует. Был разговор, в котором маршал Тобольский обмолвился, что встречался с вами перед сражением и был удивлен тем неподдельным интересом, который его дочь проявила к предстоящей битве, ведь раньше она о войне с ним почти не говорила.
– Еще бы я не заинтересовалась этим сражением, если мой отец собирался лично возглавить флот! – с возмущением ответила Виктория.
Сигнал тревоги заорал в моем мозгу мартовским котом. Не склеивалась эта фраза Виктории с рассказом Тобольского, очень нехорошо не склеивалась.
– Вика, давайте прогуляемся, вы не против? На ходу лучше думается, а весна, пусть и ранняя, всегда поднимает настроение.
– Пойдемте, если хотите, – без особого энтузиазма ответила дочь Тоболского.
Мы вышли на липовую аллею и неторопливо двинулись к видневшемуся в паре сотен метров красивому пруду.
– Ваш муж офицер, Виктория?
– Да. Он контр-адмирал, служит в адмиралтействе.
– И он ничего не рассказывает вам о войне?
– Ну, почему же, рассказывает, даже больше, чем я бы хотела знать об этом. Может быть, поэтому я и не говорю на эту тему с отцом. А вы, Игорь, женаты?
– Пока нет.
– Но девушка-то у вас, надеюсь, есть, Майор? – улыбнулась Виктория, – что-то я не верю в то, что кандидаток не нашлось.
– Есть. Она тоже офицер-десантник, как и я. Мы даже вместе служим в департаменте минобороны по новой технике и вооружениям.
– О! Служебный роман, классика жанра. Это не мешает работе?
– Пока не мешало, а там посмотрим. Я бы, наверное, давно предложил ей официально оформить наши отношения, но… Виктория, а вам не бывает страшно, когда ваш муж уходит со своим кораблем в бой? Мне казалось, что все жены флотских офицеров знают о службе своих мужей чуть ли не больше, чем они сами.
– Мой муж не командует кораблем, Игорь, он служит в штабе флота, а штаб не принимает непосредственного участия в боях, так что такие переживания мне незнакомы.
– Но ведь ваш отец возглавил идущий в бой флот в битве за Грумбридж. Неужели и в этом случае вы не переживали, когда узнали о его решении?
Виктория наморщила лоб, как будто, что-то усиленно вспоминая, потом тряхнула головой и посмотрела на меня.
– Игорь, представляете, я не помню, как он мне об этом говорил. Вот вы спросили сейчас, и я попыталась вспомнить, что чувствовала, когда он сообщил мне об этом… и не могу.
Виктория выглядела удивленной и растерянной. Видимо, провалов в памяти она раньше за собой не замечала. Я молча шел рядом с дочерью президента и ждал ее реакции на совершенное ей только что открытие.
– Это именно то, из-за чего вы сейчас здесь, Игорь? – спросила, наконец, Вика.
– Вполне возможно.
– Что происходит, Игорь? Почему я не помню слов своего отца?
– Я тоже очень хочу это понять, Вика, но без вашей помощи ничего не выйдет, – как можно деликатнее ответил я.
– И что от меня требуется?
– К сожалению, я и сам пока этого не знаю. Давайте просто поговорим о вашем отце, я расскажу вам о бое за Грумбридж, а вы вспомните, если получится, конечно, какие события в вашей жизни всему этому предшествовали.
Линда появилась в жизни дочери президента вроде бы случайно. Познакомились, они на каком-то из приемов, регулярно устраиваемых благотворительным фондом, возглавляемым Викторией Тобольской-Ржевской. Сначала они с Линдой обменивались редкими сообщениями, потом встретились пару раз по незначительным делам фонда, а дальше их отношения довольно резво перешли сперва в приятельские, а после и в дружеские. Все, это не вызывало никаких особых вопросов, за исключением скорости, с которой произошли все эти превращения из незнакомых людей в хороших подруг.
Линда всегда восхищалась отцом Виктории. Она считала его образцом мужчины и лидера, ведущего за собой людей. Линда явно была бы рада, если бы Вика познакомила ее с президентом, но Виктория не торопилась делать это, руководствуясь каким-то инстинктивным чувством, в котором сама себе не до конца отдавала отчет.
Они с Линдой никогда не говорили о войне, если только разговор как-то не касался службы Викиного мужа, но утром того дня, когда состоялась последняя встреча Виктории с отцом перед его отлетом к Грумбриджу, они сидели в кафе бизнес-центра, где арендовал офис благотворительный фонд, и говорили именно о войне. Верее, не о самой войне, а о том, как неудачно последнее время руководят войсками и флотом генералы и адмиралы Федерации. Нормально Вика запомнила только начало разговора. Она еще успела удивиться, почему эта, такая чуждая для нее, тема вдруг так ее
