Опять раздался неторопливый низкий голос, и девушка уловила в нём скрытое торжество.
— Вы даёте в этом присягу?
— Да.
— Таким образом, ваш муж, утверждая это, совершил клятвопреступление?
— В данном случае приходится верить нам обоим на слово.
— И мне кажется, я знаю, кому поверят. Вы отрицательно ответили на мой вопрос только для того, чтобы пощадить чувства соответчика. Разве это неправда?
— Да, неправда.
— Есть ли у нас основания больше верить всем вашим предыдущим ответам, чем последнему?
— Я нахожу постановку вопроса неправомерной, мистер Броу. Ответчица не может знать, есть у нас основания верить ей или нет.
— Хорошо, милорд. Я поставлю его по-другому: вы с начала до конца говорили правду, леди Корвен, и только правду?
— Да.
— Очень хорошо. Больше вопросов к вам у меня нет.
Пока Клер отвечала на несколько дополнительных вопросов защиты, тщательно избегавшей всякого упоминания о последнем пункте, Динни не думала ни о ком, кроме Тони Крума. Она сердцем чувствовала, что процесс проигран, и хотела одного — незаметно увести отсюда Клер. Не попытайся человек с крючковатым носом, сидящий сзади неё, ошельмовать Корвена и доказать больше, чем было нужно, тот не пустил бы в ход свой последний козырь. Но ведь в шельмовании противной стороны и заключается смысл судебной процедуры!
Когда обессиленная и бледная Клер вернулась на своё место, девушка шепнула:
— Не уйти ли нам, дорогая?
Клер покачала головой.
— Джеймс Бернард Крум.
В первый раз за все дни процесса Динни как следует разглядела Тони и еле узнала его. Вид у него был измождённый: загорелое лицо исхудало и поблекло, серые глаза запали, у крепко сжатых губ пролегла горькая складка. Он постарел по меньшей мере на пять лет, и Динни сразу догадалась, что отрицательный ответ Клер не обманул его.
— Ваше имя Джеймс Бернард Крум, вы проживаете в Беблок-хайт и заведуете там конским заводом? Есть ли у вас частные источники дохода?
— Никаких.
Допрос вёл не Инстон, а какой-то более молодой остроносый адвокат, сидевший за его спиной.
— До сентября прошлого года вы состояли управляющим одной из цейлонских чайных плантаций. Встречались вы с ответчицей на Цейлоне?
— Никогда.
— И никогда не бывали у неё дома?
— Нет.
— Вы слышали здесь о состязании в поло, в котором вы участвовали и после которого она устроила приём для всех игроков?
— Да, но я на нём не был. Мне пришлось вернуться на плантацию.
— Значит, вы впервые встретились с ней на пароходе?
— Да.
— Вы не делаете секрета из своей любви к ней?
— Нет.
— И невзирая на это, обвинение в прелюбодеянии не соответствует истине?
— Ни в какой мере.
Крум давал суду показания, а Динни не отрывала глаз от его лица, словно зачарованная сдержанной и горькой скорбью, которую оно выражало.
— Теперь, мистер Крум, поставлю вам последний вопрос. Вы, конечно, отдаёте себе отчёт, что, если обвинение в прелюбодеянии соответствует истине, вы попадаете в положение лица, соблазнившего жену в отсутствие мужа. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Скажу, что, если бы леди Корвен питала ко мне те же чувства, какие я питаю к ней, я немедленно написал бы её мужу о положении вещей.
— Вы хотите сказать, что предупредили бы его, прежде чем сблизиться с ответчицей.
— Этого я не говорил, но написал бы я как можно скорей.
— Но она не чувствовала к вам того же, что вы к ней?
— К сожалению, нет.
— Так что случай известить мужа вам не представился?
— Нет.
— Благодарю вас.
Чуть заметная скованность, появившаяся в облике Крума, возвестила, что сейчас раздастся неторопливый низкий голос Броу. Адвокат начал подчёркнуто сдержанно:
— Подсказывает ли вам ваш опыт, сэр, что любовники непременно питают друг к другу одинаково сильное чувство?
— У меня нет опыта.
— Нет опыта? А вам известна французская поговорка: всегда есть тот, кто целует, и тот, кто подставляет щёку?
— Я слышал её.
— Вы находите её верной?
— Как всякую другую пословицу.
— Судя по высказываниям вас обоих, вы в отсутствие супруга преследовали замужнюю женщину, которая этого вовсе не хотела. Не слишком достойная позиция, не так ли? Не совсем то, что называется "соблюдением правил игры", а?
— Очевидно.
— Ну, а я полагаю, мистер Крум, что ваша позиция отнюдь не была недостойной и что, подтверждая французскую поговорку, ответчица хотела, чтобы вы её преследовали.
— Нет, не хотела.
— И вы утверждаете это невзирая на эпизод в каюте, невзирая на выкрашенные вами стены её комнат, приглашение к чаю и ваше более чем получасовое пребывание в её удобной квартире около полуночи; невзирая на её предложение провести с ней ночь в машине, а утром позавтракать у неё дома?.. Оставьте, мистер Крум, не старайтесь быть рыцарем сверх меры! Помните, что вы доказываете свою правоту перед лицом мужчин и женщин, знающих жизнь.
— Могу сказать одно: если бы она чувствовала ко мне то же, что я к ней, мы бы сразу же уехали вместе. Вина за случившееся целиком лежит на мне, а леди Корвен просто была со мной добра, потому что жалела меня.
— Если вы оба говорите правду, ответчица заставила вас в автомобиле, — прошу прощения, милорд, — пройти через адские муки. Какая же это доброта?
— Тот, кто не любит, вряд ли поймёт, каково тому, кто любит.
— Вы человек холодного темперамента?
— Нет.
— Но она, конечно, да?
— Откуда соответчику это знать, мистер Броу?!
— Хорошо, милорд, спрошу по-другому. Кажется ли вам, мистер Крум, что она женщина холодного темперамента?
— По-моему, нет.
— А вы ещё хотите нас убедить, что она из добрых чувств проспала целую ночь, положив голову вам на плечо? Так, так! Вы говорите, что сразу же уехали бы с ней, если бы она разделяла ваши чувства? А на что бы вы уехали? У вас были деньги?
— Двести фунтов.
— А у неё?
— Двести фунтов годовых плюс жалованье.
— Словом, бежать и питаться воздухом?..
— Я нашёл бы работу.
— Не такую, как сейчас?
— Наверно, нет.
— Вы, очевидно, оба сознавали, что совместное бегство было бы совершенным безумием?
— Я так не думал.
— Зачем вы опротестовали иск?
— Жалею, что мы это сделали.
— И всё-таки опротестовали. Почему?
— Она и её родители считали, что, раз мы ни в чём не виноваты, нужно защищаться.
— Но вы-то сами так не считали?
— Я не надеялся, что нам поверят, но я хотел, чтобы она стала свободной.
— А репутация её вас не заботила?
— Конечно, заботила, но я полагал, что жертвовать ради неё свободой слишком высокая цена.
— По вашим словам, вы не надеялись, что вам поверят. Почему? Чересчур неправдоподобная история, да?
— Нет. Просто чем правдивей человек, тем меньше шансов на то, что ему поверят.
Динни увидела, что судья повернулся и смотрит на Крума.
— Вы имеете в виду мир вообще?
— Нет, милорд, то место, где нахожусь.
Судья повернул голову в прежнее положение и опять уставился поверх Динни на что-то невидимое:
— Я задаю себе вопрос, не следует ли мне привлечь вас к ответственности за оскорбление суда.
— Прошу прощения, милорд. Я хотел только сказать,
