московитов в Казань и поставил их на многие высокие государственные посты; и его подданные, недовольные таким поведением, отправили послов с предложением занять ханский престол к Сахибу Гераю, брату крымского хана, а от Шаха-Али потребовали отказаться от него. Тот, оказавшись без какой-либо поддержки, посчитал самым разумным повиноваться и бежал в Москву с женами и детьми; а в это время крымский хан Ахмед Герай
[268] с большим и мощным войском сопроводил своего брата в Казань, после чего вернулся к себе в ханство, перешел через Дон и продолжил путь на Москву. Василий послал ему навстречу армию под началом воеводы и князя Димитрия Бельского, молодого военачальника, который более выделялся своим происхождением, чем способностями и опытом; и на Оке он потерпел сокрушительное поражение от казанских татар, которые в Коломне соединились с войсками крымского хана и вместе с ними вошли в Москву. Царь оставил город под командованием своего зятя князя Петра и с несколькими батальонами отправился в Литву, чтобы сдержать наступление поляков; но в это время его столица подверглась разорению и опустошению от рук захватчиков, и огромный вал народа хлынул в Кремль, пытаясь найти в нем укрытие, из-за чего сотни были затоптаны и задохнулись под грудой тел. Татар сопровождало несколько польских офицеров, а в Москве оказались заперты немецкие пушкари; но они не смогли подвезти к Кремлю большие пушки и ударить из них по неприятелю по причине недостатка пороха и боеприпасов, а также их громадной величины
[269], поскольку потребовалось бы не менее трех дней, чтобы доставить их из цитадели на более подходящее место. Несколько ливонских послов, которые тоже были в то время в городе и сумели спастись из него, без остановки проехали 36 миль за восемь часов из Москвы до Твери. После двух дней смятения и ужаса князь Петр отправил к Ахмеду Гераю посольство с дарами и несколькими бочками меда и предложил заключить мир. Хан согласился при условии, что Василий обязуется выплачивать ему ежегодную дань за каждого своего подданного, как это делали его отец и предки, и признает себя вассалом татар в грамоте, подписанной его собственной рукой. В то же время он приказал поставить в Москве статую, изображавшую его самого, но русские разбили ее сразу же, как только татары покинули их город, и потребовал, чтобы царь лично принес первую дань и распростерся перед ним ниц. Василий отправил хану деньги и письменное согласие, но уклонился от последнего условия; и Ахмед ушел из Москвы с 8 тысячами пленников и огромной добычей. Он подошел к Рязанскому княжеству и там попытался взять город, но был отбит тамошним русским воеводой Иваном Хабаром Симским и едва не распрощался с жизнью. Здесь он дерзко устроил аукцион или ярмарку, чтобы продать русским часть добычи, награбленной в их собственной столице, и согласился обменять некоторых из бесчисленных пленников на такое же количество пленных татар. Тем не менее два хана, крымский и казанский, увели, по словам Герберштейна, невероятное число рабов – 800 тысяч, в основном пожилых мужчин, женщин и детей, из которых все, кто был слишком немощен для продажи, были отданы татарской молодежи, чтобы те расстреляли их или насмерть забили камнями, а остальных продали в Астрахани на Каспийском море и оттуда развезли по Персии и Индии или в Каффе, где они обычно попадали в собственность турок-османов. Одна рабыня, русская девушка, впоследствии оказалась в константинопольском гареме султана и некоторое время спустя стала главной женой султана Сулеймана Великолепного.
Как только татары покинули Москву и ее жители снова оказались в безопасности за своими стенами, среди военачальников побежденной армии возник конфликт относительно зачинщика их поспешного бегства. Старейшие возлагали вину на князя Бельского за то, что он пренебрег их советами и позволил татарам перейти Оку по своей неосторожности и беспечности, в то время как он сам утверждал, что виной всему князь Андрей, младший брат царя, командовавший центральным корпусом войск, и нет никаких сомнений, что именно он первым из русских обратился в бегство. Однако Василий отказался наказывать брата и удовольствовался заключением другого военачальника, который тоже участвовал в поспешном отступлении с Андреем; лишив его должности и княжества провинции, царь не стал дальше разбираться в этом деле.
Однако в следующем году Василий отказался платить дань татарам и приготовился к очередной войне с Казанью. Для начала он послал гонцов к Мехмеду в Крым, чтобы вызвать его, если возможно, на честный и открытый бой, заявив, «что в прошлом году он (Василий) подвергся нападению без объявления войны, из засады, по обычаю воров и разбойников». На это хан ответил, «что для нападения на Московию ему известно достаточно дорог и что войны решаются оружием столько же, сколько и обстоятельствами, поэтому он привык вести их по своему усмотрению, а не по чужому»; но больше не пытался истребовать с русских оговоренную дань (Герберштейн).
В июне 1523 года Василий выступил на Казань. Он стал лагерем на Гостиновозере, или на Купеческом острове, в месте слияния Волги и Оки, и сделал его штабом своих сил.
С этого места он заранее отправил вперед вооруженный отряд, который поджег несколько деревянных крепостей вокруг Казани и своей пушкой проделал множество брешей в ее стенах; но их воевода, считая, что у них не хватит сил подняться на крепостной холм и штурмовать город, стал ждать подхода остальных войск, чтобы начать осаду. Между тем Сахиб Герай послал одного из своих племянников переодетым проникнуть через районы, занятые московитами, и вызвать к нему на помощь брата, крымского хана; но юному князю, к несчастью, пришлось идти через независимую территорию под Казанью, на которой правил отшельник или пророк, которого столь высоко почитали на соседних землях, что иноземные сановники целовали его ноги, а цари стояли с непокрытой головой, пока он сидел на коне. Этот старец, хотя и принял юношу весьма любезно, тайно симпатизировал Василию и, узнав, что в его руки попал казанский посланец, сразу же отдал вероломный приказ его убить. Шах-Али, бывший хан, также прибывший на нескольких судах по Волге на помощь московитам, которые теперь собрали все свои силы у Казани, послал письмо Сахибу Гераю в лагерь, который он расположил недалеко от города, требуя, чтобы тот сдался ему (Шах-Али) как законному и наследственному правителю; но Герай лишь ответил: «Если ты добиваешься моего царства, давай решим дело оружием: пусть владеет им тот, кому оно будет даровано судьбой». С его стороны хана поддерживала большая конница черемисов[270] – дикого
